Когда осенние печали. Часть 3
Шрифт:
…Они с Мишей только что вернулись домой, и оба не могли прийти в себя – каждый по своей, собственной причине. За окном бушевала ночь – первой, настоящей метелью заметая остатки поздней осени… Мишке вдруг подумалось, что эта, сегодняшняя, ночь расколола его жизнь на две половинки. Всё, что было раньше, осталось там, во вчерашнем дне, с грязно-снежными лужами, с одинокими, ветхими листиками на чёрных, голых ветвях деревьев, с сиротливо проглядывающей сквозь тонкий снежный слой травой на газонах… А новое – вот оно, только начинается… белым покрывалом устилает землю, дома… Он не знал, почему ему кажется именно так, ведь ничего не изменилось по большому
– Злата… - присев перед ней на корточки, Михаил взял в руки маленькие женские ладошки. – Почему ты мне ничего не сказала?..
– Я только боялась, что они будут стрелять… - она как будто не слышала его вопроса. – Думаю, ну, пусть оглушат… пусть артерию пережмут… Но только не стреляют… Слава Богу – просто усыпили…
– Почему ты мне ничего не сказала?.. – он пытался поймать её взгляд, но безуспешно – как будто нарочно, Злата смотрела то в одну сторону, то в другую, то просто – в ночное окно.
– Ребята молодцы… - она продолжала свой монолог. – Успели вовремя… они его только до машины дотащили… А ты тоже… Анна Сергеевна… Анна Сергеевна… Надо было сразу ей говорить, что сын жив, а не успокаивать, что всё хорошо… Она же – мать, у неё шоковое состояние… Хорошо, хоть жена в панику не ударилась, побежала нашатырь искать, всем пригодился… Кстати… - чуть прищурив глаза, она наконец-то посмотрела на Михаила. – Как я тебе в белом парике?.. А в шубке?..
– Ты ответишь на мой вопрос, или нет?..
– Ты о чём-то спрашивал?!
– Там, в твоей сумке, тест на беременность… Это о чём-то говорит?..
– Наконец-то ты его заметил… - Злата грустно усмехнулась. – Не прошло и года…
– Да я не знал, что это – тест на беременность! Мне Наташа сказала…
– Ах, вот как… - услышав имя Натальи, Злата вдруг изменилась в лице – по нему пробежала тень усмешки. – Ты спрашивал у неё?..
– Нет… она искала ключ в сумке, и увидела… с казала, что это – тест.
– Даже так… - резко оттолкнув его ладони, девушка встала и, пройдясь по комнате, вновь застыла напротив – со сложенными на груди руками. – Кстати… Чем вы тут занимались?..
– Ничем… - он недоумённо пожал плечами. – Чай пили… разговаривали…
– А коньяк?.. – Злата недвусмысленно кивнула в сторону кухни. – Ты забыл убрать коньяк в холодильник…
– В чай добавляли…
– Она в зеркало смотрелась?..
– Смотрелась… - наблюдая неожиданный приступ ревности, совершенно несвойственной для Златы, Михаил невольно улыбнулся и решил подлить масла в огонь. – И расчёсывалась, и красилась… я бигуди предлагал, но она отказалась…
…Поджав губы, Злата какое-то время ходила по квартире – неторопливо, как бы о чём-то раздумывая. Сидя на диване, Михаил с любопытством следил за её передвижениями. Наконец, вернувшись в гостиную, девушка уселась в кресло напротив и закинула ногу на ногу. Вид у неё был крайне решительный, и Мишка предпочёл молча дождаться, когда она заговорит первой.
– Вот что, Мясников… - она опустила взгляд, но тень какой-то непонятной обиды читалась даже сквозь ресницы. – Я уже поняла, что от тебя ничего не дождёшься, поэтому скажу всё сама…
– А давай не так официально… - поднявшись, он снова подошёл к ней и уселся на корточки. – И не здесь…
– Я – беременна, Миша. И, хочешь ты этого, или не хочешь, а я буду рожать. Я сказала об этом Дашке… теперь говорю и тебе. Делай, что хочешь. Жениться я тебя не заставляю, и держать насильно – тоже не буду. Но и скрывать, что это – твой ребёнок, я не собираюсь. Мы с тобой не
– А я на тебе женюсь…
Глава 19.
Раннее утро пятьдесят третьего дня рождения оказалось на редкость холодным – это Виталий Мясников почувствовал ещё за секунду до пробуждения. Сбившееся одеяло говорило о том, что ночью он снова ворочался от приступа ноющей, тупой боли, которая преследовала его в последнее время. Сейчас боль прошла, но тело покрылось гусиной кожей – температура воздуха в его спальне явно была ниже привычной. Нехотя открыв глаза, он первым делом натянул на себя тёплое одеяло, затем повернул голову в сторону лоджии: ну, конечно… Дверь открыта чуть ли не нараспашку – это в ноябре-то месяце!
Значит, заходила Изабелла… Она любила вставать ни свет, ни заря, и Виталию иногда казалось, что количеству её энергии просто не хватает часов в сутках, чтобы выплеснуться полностью. Открывать настежь окна и двери – её дурацкая привычка, и никакие его уговоры и доводы никогда не действовали на своенравную – до деспотизма – супругу.
…День предстоял насыщенный – поздравлениями, подарками, светским общением… Однако, несмотря на приятные события, вставать вовсе не хотелось, тем более – вылезать из-под тёплого одеяла в остуженную морозным ветром комнату. Виталий подумал, что времена, когда предстоящий праздничный день начинал волновать ещё с вечера, давно канули в лету. Ещё в самом начале их московской жизни ему было приятно и лестно начинать день рождения с поздравлений от «высоких» лиц, которые теперь составляли его основное окружение, а вечером видеть их на банкете, беседовать, чувствовать себя на равных с теми, кто вершит законы и судьбы страны.
Позже оказалось, что протокольные праздники невероятно скучны на самом деле. И даже выступления знаменитых артистов, ангажированных на вечер, вошли в привычку – те, кого раньше он видел только на экране, вблизи выглядели довольно обычно, чаще всего проигрывая своему телевизионному образу. Видимо, и у них за долгие годы шаблонных выступлений вырабатывался стойкий иммунитет к подобным мероприятиям – заученные движения, слова, манеры… И – ни одной настоящей искры.
…Впрочем, сказать, что Виталий был недоволен своей жизнью, значило бы крепко покривить душой. Это и была именно та жизнь, которой он добивался всю свою молодость – добивался на уровне подсознания, как будто заранее зная, что успех обязательно придёт.
И успех пришёл. Заместитель генерального директора одного их крупнейших агрохолдингов, охватывающего своей деятельностью добрую половину страны, а с некоторых пор и его учредитель – ещё несколько лет назад тогда ещё молодой Виталий Мясников даже не мечтал о таком взлёте.
Огромная, двухуровневая квартира в одном из элитных районов Москвы, с целым штатом прислуги, личным водителем и поваром… огромный офис в полупрозрачном небоскрёбе… новые – высокие – знакомства… зарубежные партнёры… и – счета… счета с набором выстроившихся в широкую шеренгу цифр. Такой социальный статус стоил дорогого – и несостоявшейся любви, и чужих, загубленных судеб, и стареющей на глазах шестидесятипятилетней супруги. Изабелла Юрьевна всё ещё «молодилась» - она была худощава, даже стройна – для своих лет, и без конца ложилась под нож пластического хирурга, с каждым разом всё больше и больше превращаясь в фарфоровую куклу с неестественно большим ртом, обрамлённым натянутой, как барабан, кожей.