Когда отцветают травы
Шрифт:
— Здравствуйте, Петр Семенович, — ответила она. — У меня к вам дело.
— Дело? — удивился Пестунов. — Погоди, потолкуем, я вот только рыбу отнесу.
Вернувшись из избы, Пестунов сел на крыльцо. Тася стояла, прижавшись спиной к перилам.
— Я пришла вас спросить, когда вы возьметесь за работу? — сказала Тлея, стараясь придать своему голосу официальную строгость.
Пестунов помолчал, свернул папиросу.
— Если имеете в виду бригадирство, так я сказал, что бригадиром не буду.
— Почему?
— Какой же из меня бригадир? Я лесник,
— От работы в лесу вас освободили.
— Снова назначат. Объездчики не грузди, не растут под деревьями.
— Нет, не назначат, — Тася покраснела от волнения. — Принимайте бригаду, иначе будет плохо.
Объездчик пренебрежительно усмехнулся и посмотрел на прошлогоднее чучело, размахивающее на огороде драными рукавами.
Тасе были хорошо видны прищуренные, настороженные глаза Пестунова, его жесткий небритый подбородок, потрескавшиеся от вешнего ветра губы.
— Председатель послал? — спросил он, не глядя на девушку.
— Да. И сказал, чтобы вы немедленно принимали бригаду.
— Не приму, — объездчик вдруг опустил голову, набычившись, поднялся со ступеньки и ушел в избу.
Тася некоторое время стояла в нерешительности, потом пошла за ним. Бабка собирала на стол завтрак. Пестунов вытряхивал из кошеля рыбу на рядно, разостланное на полу.
— Сказал не приму, — упрямо повторил Пестунов. — И ходить нечего. Так и передай председателю.
Тася побледнела от досады, глаза ее сузились негодующе.
— Так… — с усилием выдавила она из себя только одно слово, резко повернулась и вышла, едва сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.
Она постояла на крыльце, зачем-то прислушиваясь к голосам за дверью, тяжело вздохнула и нехотя побрела через двор объездчика.
За деревней на косогоре, поделив участок на загоны, пахари — их было четверо и все женщины — поднимали плугами пласты суглинка. Иногда та или иная взмахивала кнутом и голосисто покрикивала на лошадь.
С виду женщины казались очень сердитыми, и Тася подошла к ним с опаской. Женщины, увидев агронома, прекратили работу и собрались в кружок на меже передохнуть.
— Садись, агроном, — деловито предложила Мария Анисимовна Прокофьева, невысокая, чернявая и белозубая. Когда она говорила, нервно размахивая рукой, у нее сверкали зубы и белки карих глаз.
— Присаживайся, поговори чего-нибудь, — глуховатым голосом добавила Анна Тихоновна, колхозница лет сорока с серым морщинистым лицом и мужскими руками. — У нас редко начальство бывает.
Тася села на кочку, заросшую прошлогодней сухой травой.
Устало поправляя растрепавшиеся пряди волос, перевязывая узелки выцветших от солнца пестрых платков, женщины переводили дыхание и не спеша доставали из корзинок еду. Тася смотрела на их потные лица, запачканные глиной сапоги, натруженные жилистые руки и думала о том, что нелегко этим женщинам обрабатывать тяжелую, насыщенную вешней влагой землю.
— Наши муженьки крышу кроют, а пахать нам, бабам, на долю досталось, — вздохнув, сказала Тихоновна.
Все оглянулись на деревню.
— Надо позвать их пахать, — сказала Тася.
— Позовёшь! Упрямые, как козлы, — с досадой ответила Прокофьева. — Мой тоже на крыше ползает. Иди, говорит, паши, а я займусь кровлей… Вот и трудись за него, медведя. Работа такая — аж руки болят. Тьфу!..
Тихоновна развязала свой узелок и достала хлеб.
— Бригадира нет, всё хозяйство развалилось, — сказала она с горечью. — Задорин пьянствует. А этот лесничий, чтоб ему, рыбку ловит! Председатель и ухом не ведет. В бригаде уж два дня не был.
Тася сосредоточенно сдвинула брови. В словах колхозниц она услышала укор. Ведь именно ей председатель поручил заставить Пестунова принять бригаду, а она не выполнила задания. Она решительно встала и, затянув потуже концы косынки, сказала:
— Сейчас я заставлю их работать.
Женщины недоверчиво посмотрели на ее юное лицо с облупившимся носом и заулыбались покровительственно:
— Ну-ну, попытай счастья.
Тася решительно зашагала по прошлогодней стерне. Вдогонку ей крикнули:
— Возьми шест подлиннее да шестом их с крыши-то турни!
Шагая снова в деревню, девушка размышляла о том, что совсем не такой представляла она работу в колхозе. Она думала, что будет проверять на всхожесть семена, следить за правильным чередованием посевов, заниматься удобрениями, известкованием почвы — и уж никак не объездчиком Пестуновым, и не мужчинами, которые вместо того чтобы пахать, лазят по крышам. Она простодушно считала, что колхозники будут повиноваться каждому ее распоряжению, беспрекословно выполнять всё, что она скажет.
Она подошла к избе, крышу которой перекрывали «лесохимики». Вокруг избы валялись старые доски, щепа, разный хлам. Тася услышала сверху предостерегающее «берегись!» — и к ногам ее шлепнулась обросшая мхом полуистлевшая тесина. Девушка поглядела вверх на колхозника, прибивающего гвоздями дранки у самой стрехи.
— Что, агрономша, помогать пришла? — весело крикнул тот.
— Слезай! — приказала Тася.
— Зачем? — колхозник остановил руку с занесенным молотком. — Аль случилось что?
— Разговор будет, — решительно сказала девушка. — Слезайте все! Прекращайте работу!
Наверху стали переговариваться, из-за стрехи выглянула голова с усами, потом другая без усов, затем трое нехотя по шаткой лестнице спустились вниз. Сели на бревно, полезли в карманы за кисетами.
— Беседовать насчет агрономии пришла? — спросил Гвоздев, рыжебородый и краснолицый в выцветшей рубахе, прилипшей от пота к лопаткам.
— Когда пахать будете? — спросила Тася.
— Пахать? — удивился Гвоздев, — зачем нам пахать, мы лесохимики!
— Вы члены колхоза. Неужели не видите, что пашут одни женщины? Ведь им трудно!