Когда падает небо 1
Шрифт:
Интересно. Как жаль, что по птичьим оборотням нет точной классификации! Явно ведь один из старших Домов, но какой? Птичьи всегда славились немногочисленностью, но при этом — впечатляющим видовым разнообразием. Помимо обычных старших Домов, вроде Соколов, Сипух и Журавлей, существовали ещё так называемые Дома старшей крови, к которым относились Жаровицы, Фениксы, Грифоны, Рух и Алконосты. Формально, конечно, это всё были не совсем птицы, а скорее магические стихийные твари, обладающие разумом и условной человеческой формой. Но
Нет, Эмилия знала, что формально в уничтожении птичьих Кланов обвинили какого-то потерявшего пару психопата из Призрачных. Но Эмилия не спешила бы обвинять того дракона во всех грехах. Во-первых, в силу своих религиозных убеждений и личных связей она весьма симпатизировала Призрачному Дому: потомки Мрачных Жнецов останутся таковыми, в какую бы драконью форму они ни рядились. И будут нести за собой силу, магию и судьбу своих предков… А судьба Мрачных Жнецов — забирать в чертоги Предвечной души, служить орудиями и проводниками для смерти, уводить за грань других не по своему желанию, но просто потому, что доля такова.
Это не значило, что Эмилия оправдывала деяния Призрачных или снимала с них вину, нет. Просто она, как и любая последовательница путей богов Порога, верила в силу предназначений, призваний и дорог. Можно бегать от выдуманной судьбы, но невозможно — от того, кто ты есть… Нет, иные пробуют, но ничем хорошим такие вот пробежки не кончаются.
Призрачные были теми, кем были: представителями могущества Порога у драконов. И очень часто их делали поводом. Взять хоть ту историю с истреблением птичьих Кланов: она годилась только для просвещения молоденьких дракончиков, и то не факт. Эмилия же прекрасно понимала, что так такие дела не делаются. и прекрасно знала, что за той давней историей стояло нечто намного большее.
Это то, что порой не желают понимать люди: ну не может один-единственный человек, пусть и высокопоставленный, устроить истребление какой-то расы по щелчку пальцев. Такие вещи готовятся годами, для них строится специальная база, возникают социологические и идеологические предпосылки… И один-единственный обличённый властью псих в этом смысле никогда не является единственной причиной. Как правило, он становится простым катализатором… Но глупо думать, что, убрав катализатор, ты решишь проблему.
Проблема всегда многослойней и глубже.
Насколько Эмилия знала, птицы, занимавшие часть нынешних владений Вечного Царства и Ледяного Дома, всегда старались обособиться от драконов. “Мы тоже летаем, и небеса не принадлежат драконам одним.” В какой-то момент именно птицы выступили в поддержку демонов, желавших свободы от драконьего влияния. “Если демоны-ветры межмирья считают демонов достойными, значит, мы их тоже сочтём таковыми.” Более того, Грифоны и многие птицы также выступали за вступление в их сообщество птицекрылых фейри, что по меркам Предгорья того времени было, конечно,
Птицы говорили: “Мы делим небо с фейри, драконами и демонами.”
Драконы говорили: “Небо принадлежит лишь нам”.
Несложно догадаться, что это вылилось сначала в противостояние, а потом и в расправу.
Не стоит удивляться, что в качестве катализатора был выбран Призрачный — но, не будь его, нашёлся бы кто-то другой. В таких вопросах был бы повод, а свято место пусто не бывает.
Но Призрачный, конечно, пришёлся ко двору: на него можно было всё спихнуть, к тому же, под флагом его безумия удалось протолкнуть знаменитый “запрет потерявших”, который дал князьям того времени отличный повод удалить от власти сразу несколько неугодных. А птицы… Птицы канули в небытие, если не считать нескольких чудом выживших и сохранившихся представителей семейства. Потому и не делают нынче никаких справочников по птицам… А Эмилии бы пригодилось.
Прямо сейчас — ох как пригодилось бы.
С оборотнями намного проще иметь дело, когда понимаешь, во что они превращаются. Тут же какое дело: хоть сколько людских масок примерь, а сущность зверя остаётся таковой и накладывает огромный отпечаток.
Увы, всё, что оставалось Эмилии — смотреть в горящие ярко-оранжевым глаза.
— Вы знаете, кто нынче украшает тут стены, — сказала Кира.
— О да, я знаю, — Эмилия постаралась сказать это так равнодушно, как только смогла.
Кира медленно кивнула.
— Я полагаю, мы с вами кое-что понимаем друг про друга.
— Несомненно.
— Вы должны знать, я не люблю убивать. Но, так уж совпало, умею это делать. И, при определённых обстоятельствах, рука моя не дрогнет. Если вы поведёте себя неразумно, я стану опасной как для вас, так и для вашей семьи. Если же мы придём к соглашению, то я могу быть для вас защитой и помощью. Решать вам.
— Понимаю. А чего вы от нас хотите?
— Жить.
Эмилия чуть склонила голову, оценивая лаконичность, точность и понятность формулировки.
— Всегда, но особенно в наших реалиях, крылатая госпожа, жить — та роскошь, которую не каждый может себе позволить. Мягко говоря. Тут гарантий нет и быть не может.
Полукровка опасно сверкнула желтизной глаз.
— Леди изволит играть словами?
— Леди изволит быть с вами честной. Вы видите: там, за окном, горит небо. А под горящим небом жизнь, любая, моя или ваша, не стоит ничего.
— Жизнь в принципе не стоит ничего, леди. Сегодня небо голубое, а завтра загорится. И ты никак не будешь над этим властен.
Эмилия понимающе усмехнулась, невольно проникаясь к полукровке симпатией.
А вот ещё одна интересная особенность тех, кто успел под горящим небом побывать: они знают точно, что на самом деле то, что люди полагают стабильностью — не более чем иллюзия, а то, что считается незыблемыми законами человечности и морали — шелуха, которая может очень легко облететь, оставив только одну жестокую правду.
Ты — всего лишь щепка в штормовом море. Твоя жизнь, как и любая другая, ничего не стоит.