Когда падают листья...
Шрифт:
— Из-за чего сбежал? — и юная чаровница впервые уловила в невинном вопросе какую-то подлую подоплеку, но пока не могла понять, какую.
— Раз сбежал, значит, были на то причины.
Больше к нему с расспросами приставать не стали, да и вообще разговор стих, пока шатренец вновь не заговорил:
— А знаете, так даже лучше. Я даже в какой-то степени рад, что все так вышло.
— Но ты же снова владеешь правой рукой? — переспросила девушка невпопад, глядя на огонь.
Яромир криво усмехнулся:
Небо раскинуло звездную сеть и изредка
— Значит, ты — сын одного из князей Шатры? — задумчиво протянул вдруг Ждан, и Веля тревожно встрепенулась, — тогда какого дьябола ты сидишь около одного костра с таким отребьем, как мы? Не противно, нет?
— Ждан! — шикнула на него девушка.
Дар приподнял брови, ожидая то ли реакции друга, даже не поднявшего взгляд, то ли продолжения реплики белобрысого. К слову, последнего уже понесло.
— Может быть, ты чувствуешь нечто вроде благодарности? Ну или там не знаю, что обычно чувствуют ваши высочества в подобных ситуациях? Так вот знай: нам твоя благодарность нужна, как лучнику — конский навоз в колчане! Пошел ты!
На несколько мгновений воцарилось потрясенное молчание. Ждан, красный, как рак, со злостью смотрел на этого великокняжеского зеленоглазого блондина, Веля испуганно вжимала голову в плечи, а Дарен продолжал чистить свой меч, как будто ничего не произошло.
— Все сказал? — спокойно поинтересовался Яромир.
Парень промолчал, продолжая смотреть на шатренца, как на врага всех народов.
— Вот и хорошо. А теперь ты послушаешь меня, — он медленно встал, и, пожалуй, только пискнувшей от боли девушке было известно, чего ему стоило сохранить на лице невозмутимость, — так вот: я действительно благодарен вам всем за спасение и, уж извини, не привык в качестве этой благодарности каждому лизать зад. А если тебя что не устраивает — катись на все четыре, и хрена с два тебя кто будет держать.
При этих словах Велимира покраснела, как маков цвет, и уткнулась в землю носом: все-таки иногда надо вспоминать, что ты находишься в компании трех взрослых мужиков.
— Все. Хватит, — девушка встала и указала на Ждана, — ты сейчас же прекращаешь глупить; ты, — пальчик переметнулся на шатренца, дрогнул, но истинное смущение девушки только этим и выразилось, — ты перестаешь геройствовать, — теперь настала очередь Яромира мрачнеть: он совсем забыл об одном не совсем приятном факте его быстрой поправки.
— А как же я? — невозмутимо поинтересовался Дар со своего насеста.
Веля вздохнула:
— Ложись спать, Дарен.
— И где бы мы были без твоих советов-приказов? — желчно осведомился Ждан, но, впрочем, так тихо, чтобы девушка ненароком не услышала.
Зато услышал Дар. И тут же в сотый раз подумал о том, что все беды в этом мире все-таки из-за баб.
И уже потом, когда Ждан с Велимирой заснули, разговор между друзьями продолжился. Яр кивнул на спящих:
— Они тебе друзья?
Дарен пожал плечами:
— Вряд ли.
— Понятно, — шатренец улыбнулся, отчего снова дернуло сильно израненное лицо, — а мне она понравилась.
— Я заметил.
Взгляд Яромира стал каким-то прозрачным и отчужденным.
— Она похожа на… А, впрочем, неважно.
— Еще успеет нагрешить, — ответил Дарен (к слову ничуть не обиженный тем, что друг не закончил своего объяснения), и, поглядев на спящую Велимиру, добавил: — не морочь ей голову, Яр. Маленькая слишком.
— О чем ты? — всерьез изумился друг, — ее же невозможно любить… как женщину. Да и не думал ли ты, что во мне вдруг ожили сказки о любви с первого взгляда?
Честно говоря, Дарен так и подумал, но сейчас на прямой вопрос промолчал. Яромир усмехнулся:
— Она просто теплый огонечек свечи, который надо сберечь. И я это сделаю.
Дар фыркнул:
— Смотри, не перетрудись. И с белобрысым в драку не ввязывайся.
— Он, что, так хорош? — с сомнением предположил шатренец, покосившись на Ждана.
— Да нет. Это я в твоих силах не сомневаюсь: прибьешь случайно, что я потом с трупом буду делать?
Яр снова усмехнулся, но лишь для того, чтобы войник ничего не заметил: он, кажется, уже догадался, что его лечение стоит девушке не только бессонных ночей… Но не рассказывать же Дарену о том, что слабый ребенок все это время испытывает его боль и делит ее с ним, и только потому сам Яр сейчас не катается по траве, сцепив зубы? Шатренец чувствовал себя предателем, но рассказать сейчас все — значило еще больше предать девушку, невольно доверившую свой самый страшный секрет незнакомцу, да и Дара подставить.
— А что ты думаешь о том, чтобы рассказать мне, как ты… хм, оказался в такой заднице?
Дар немного помолчал, а потом поинтересовался:
— Тебе так хочется это услышать?
— Было бы неплохо. А то мало ли…
— Боишься связываться? — невесело усмехнулся Дарен.
— Хочу знать, каких твоих "друзей" надо привечать, а каких крошить в капусту, — серьезно ответил Яромир.
Дар помолчал, потом поставил на огонь кружку с земляничными листьями и угрюмо сказал:
— Не осталось у меня друзей, Яр. Ты да Сагин. А остальные… Нет их.
— Все? — нахмурился друг.
— Да нет, почему. Просто оказалось, что им есть, чем дорожить, а мне — нет: когда решался вопрос, отправлять меня в ссылку или нет, то никто и слова не сказал.
— Слабовольные предатели!
— Не скажи. У них есть семьи, до которых очень легко добраться. Кому рисковать-то хочется?
— Если бы я был там…
— То что? Твое слово ничего не значило бы. Если и кралль, которому я зад прикрыл во время того похода, ты помнишь, какого, если и кралль не заступился, то ты-то что…