Когда погиб Милован
Шрифт:
— Значит, вы считаете, что она уехала в мотопехотную дивизию неожиданно для нее самой?
— Не совсем так. Мне кажется, ее что-то насторожило в самый последний момент.
— Что именно?
— Точно не знаю, но, вероятно, ей не понравился маршрут, по которому собирался ехать оберст генерального штаба.
— Кто выбирал маршрут и почему он мог не понравиться Миллер? — поинтересовался Штольц.
— Маршрут для поездки оберста мог выбрать только один человек — оберштурмбанфюрер Гейнц, а не понравился он фрау Миллер по простой причине — на этой дороге не так давно на нее было совершено нападение партизан, во
— Очень интересно. А была другая дорога, менее опасная?
— Да, объездная, она оставляет лес в стороне, и вероятность нападения незначительна.
— А не могла ли сама Миллер предложить оберсту дорогу, идущую через лес?
— Нет.
— Почему?
— Даже нам она запретила ездить по этой дороге. После нападения партизан фрау собрала нас и объявила, что она слишком дорожит своими людьми, чтобы разрешить им ездить по лесной дороге. Однажды она поплатилась за это. Фосс умер от ран, а она лишь чудом осталась жива. В заключение Миллер предупредила, что если кто-нибудь нарушит ее приказ, к тому будут применены самые строгие меры взыскания. Исходя из этого, я считаю, что она не могла предложить оберсту генерального штаба эту дорогу. Один из офицеров рассказал мне, что Миллер, Гейнц и оберст перед отъездом в мотопехотную дивизию о чем-то беседовали в комнате Миллер. После этого разговора, по словам офицера, фрау была чем-то сильно расстроена.
— Следовательно, вы исключаете ее инициативу в выборе маршрута?
— Абсолютно.
— Хорошо, — кивнул Штольц, — лично вы, обер-лейтенант, довольны своей службой?
— Так точно, — ответил Гардекопф, поднимаясь с кресла.
— Сидите. А что вы можете сказать о своем командире гауптмане Миллер?
— Миллер — требовательный офицер, служить под ее командованием нелегко, но весь наш небольшой состав никого другого не желал бы. Несмотря на то что она не разрешает выпить и одной лишней рюмки, она справедлива и заботится о своих подчиненных. Прикомандированные к нам от СД говорили, что такого знающего, справедливого и бесстрашного командира, каким является фрау гауптман, встретишь нечасто.
— Отзывы о Миллер неплохие, а любовника она себе не завела? — продолжал выспрашивать Штольц.
— Ничего подобного никто из нас не замечал. Она была очень дружна со штурмбанфюрером Крегером, заместителем начальника СД, но, мне кажется, их связывало что-то другое. Ходили разговоры, что они вместе выполняли какое-то задание. После гибели Крегера ни с кем, кроме своих подчиненных, не встречалась.
— Чем бы вы хотели заняться, пока Миллер будет находиться в госпитале? Вернетесь к своим обязанностям в России или возьмете небольшой отпуск?
— Я хотел бы попросить отпуск до ее выздоровления. Три года я не был в отпуске и не просил бы его сейчас, если бы не ранение фрау Миллер. Мои подчиненные справятся с поставленной перед ними задачей.
— Хорошо. Оформляйте отпуск. Мне нравится ваша преданность своему командиру. Если появится необходимость, я вас отзову. О самочувствии Миллер докладывайте мне. Вы свободны.
В приемной Гардекопф подошел к дежурному офицеру.
— Привет, Вилли.
— Хайль, господин обер-лейтенант.
— Ты не знаешь, в какой госпиталь определили Миллер?
— В госпиталь для старших офицеров, он находится на Вильгельмштрассе.
Встречный ветер распахивал полы шинели,
«Нет, — решил он, — фрау Миллер ни в чем не виновата, и надо попытаться отвести от нее любые подозрения». Гардекопф остановился, закурил, несколько минут постоял, раздумывая, потом резко повернулся и быстро зашагал к госпиталю для старших офицеров.
Минут через двадцать он остановился у старинных ворот, за которыми виднелось пятиэтажное здание госпиталя. Ворота были закрыты, он постучал в окно привратницкой. Спустя несколько секунд в привратницкой зажегся свет, открылась дверь и на пороге появился заспанный пожилой солдат вермахта, в наброшенной на узкие плечи шинели.
— Чем могу быть полезен господину обер-лейтенанту?
— Недавно в госпиталь привезли раненую женщину. Тебе известно это?
— Так точно.
— Где ее поместили?
— Об этом надо спросить у дежурного врача. Вас провести к нему?
— Да, пожалуйста.
Солдат пропустил Гардекопфа через привратницкую, запер на ключ дверь и повел его по темной аллее к приемному покою. Седой майор медицинской службы (Гардекопф определил его воинское звание по шинели, висевшей на вешалке) сидел за столом в белом халате и что-то писал в толстой тетради.
— Вы ко мне?
— Да, — ответил Гардекопф, вплотную подходя к столу.
— Часа два назад в госпиталь привезли раненую женщину. Она жива?
— Вы имеете в виду гауптмана Миллер?
— Да.
— Жива. Она находится в отдельной палате в хирургическом отделении.
— Как ее самочувствие?
— Очень слаба. Потеряла много крови, ранение для жизни не опасное, по пролежит у нас долго. После серии уколов пришла в сознание, сейчас спит. Если желаете увидеть ее, я провожу вас в палату, там сейчас дежурит ваш сотрудник.
— Я знаю.
Врач молча вышел из-за стола и повел Гардекопфа в хирургическое отделение, расположенное на втором этаже. У палаты, на двери которой стоял номер 21. майор медицинской службы остановился:
— Подождите меня здесь, я принесу вам халат. Чемодан оставьте в коридоре.
— Какой чемодан? Ах, да…
Гардекопф только сейчас сообразил, что у него в руке чемодан с вещами. Он поставил его у стены и стал ждать врача.
Лейтенант Штунд, находившаяся в палате Миллер, услышала шаги и выглянула в коридор. Она видела Гардекопфа на аэродроме в автомобиле Штольца и решила, что он пришел по его приказанию. Тихо прикрыла за собой дверь.