Когда придет дождь

Уорд Рейчел

– Я, наверное, скоро свихнусь от всех этих провалов в памяти!

Я почти кричу, и она настораживается. Снова кусает губу. Потом едва слышно говорит:

– Я ему угрожала. Грозила раскрыть его секреты. Тогда бы ему не поздоровилось.

Глава 13

– Уже не помню, сколько раз я пыталась с ним порвать, но всегда возвращалась. Он извинялся, твердил, что сам себе не рад. И я каждый раз ему верила. Верила, что он действительно раскаивается. Когда становилось совсем невыносимо,

говорила с тобой. Ты всегда был рядом. Выслушивал меня. Но Роб думал, что мы не просто общаемся. Он был ревнив, очень ревнив. Я пыталась объяснить, что все подозрения лишь плод его фантазии, но он приходил в ярость. Тогда я поняла, что должна с ним расстаться раз и навсегда. Я сказала: если он опять появится, расскажу о том, что мне известно. И тогда он загремит в тюрьму.

– А что тебе известно? – спрашиваю я.

Ее рука тянется к шее.

– Он подарил мне медальон и рассказал, при каких обстоятельствах тот к нему попал. Это ты помнишь?

Я киваю.

– Это медальон старухи. Она умерла.

– Об этом знали только я, ты и Роб, – продолжает Нейша. – Я пригрозила Робу, что сообщу в полицию, если он не отстанет.

– Но зачем? Зачем было угрожать ему? Разве ты не могла просто оборвать отношения и больше с ним не встречаться?

Она тихо фыркает.

– На словах все легко. Но город маленький. Куда ни пойдешь, что ни сделаешь – всем сразу становится известно. Тогда надо сидеть дома затворницей. Я и это пробовала.

– Значит, он хотел закрыть тебе рот и потому он…

Она кивает:

– Да. К тому же не забывай о ревности. Он думал, что ты… что мы… ты понимаешь… за его спиной.

– Но мы… между нами ничего не было. Так ведь? И еще, Нейша: он не убивал старуху. Я расскажу, что произошло. Роб убил собаку. Старуха увидела мертвого пса и подняла крик. А потом вдруг… упала на пол и затихла. Я возненавидел Роба за то, что он заставил меня пойти с ним грабить дом Гарри. Просто я знал, где у них лежат ценности. Но он ее не убивал.

Нейша пристально смотрит на меня.

– Роб мне рассказывал по-другому. Сказал, что прикончил старуху. Это его слова: «Я ее прикончил». А у нас с тобой ничего не было. Ты слишком хорош для идиотки вроде меня. Мы были просто друзьями.

Я тереблю волосы, начиная сомневаться в том, что мне удалось вспомнить.

– Я тогда чего-то не понимаю. Если Роб сказал, что убил старуху, почему ты осталась с ним? Почему столько раз возвращалась к нему? Неужели из-за снимков?

Нейша вздыхает. Упирается локтями в стол, обхватывает голову и смотрит на меня.

– Нет, это было ближе к концу. Я не знаю. Не знаю.

Она знает. Просто не говорит.

– Ты считала его убийцей и вернулась к нему…

У нее на ресницах блестят слезы. Я не хочу, чтобы она плакала. Надо ее как-то поддержать. Обнять, что ли? Но мне необходимо знать.

– Нейша, ты к нему вернулась. Почему?

Она поднимает голову. Губы плотно сжаты.

– Я боялась. Он грозился меня убить, если я его брошу. Я знала:

он может. Он был жестоким. Ты видел, как он обращался со мной.

Красная полоса вокруг шеи.

– Ты про озеро?

– И до озера. Потому мы с тобой и сблизились. Карл, я сама была виновата.

Сквозь макияж просвечивает ссадина на щеке. Темная, которую не больно-то спрячешь.

– Нет, ты ни при чем. Ты не заставляла себя бить. Не выгораживай его.

– Я его разозлила. Говорила ему под руку. Он требовал замолчать.

– Нейша, он родился злым на весь мир. Уж я-то знаю, можешь мне верить.

Вот и еще один провал в памяти заполняется.

Нейша тянется ко лбу, сдавливает виски.

– Дело не только в старухе. Он бил тебя. Помнишь? Делал тебе больно.

Из прихожей слышится шум. Шарканье по полу. Мы с Нейшей вопросительно переглядываемся. Я вскакиваю, выбегаю в прихожую. Мама склонилась над кипой журналов.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Она смотрит на меня. Покраснела. Ясно. Мама подслушивала. Давно ли она здесь? И много ли слышала?

– Я вот собралась… собралась сдать их в макулатуру.

Нейша тоже выходит в коридор.

– Мне пора домой.

– Нет, не сейчас, – возражаю я. – Пожалуйста. Посиди еще немного.

Я беру ее за руку. Она вздрагивает.

Между кистью ее руки и локтем ссадины, успевшие покрыться сероватой коркой. Она думает, я их не заметил. Заметил.

– Как он посмел это сделать?

Она отворачивается. Я беру ее за руку, мягкую и теплую.

– Нейша, я никогда не сделаю тебе больно.

Убираю руку. Иду с Нейшей к двери. Мама стоит и смотрит на нас, держа в руках журналы. Снаружи почти беззвучно моросит дождь. Совсем слабый, но достаточный, чтобы меня насторожить. По коже ползут мурашки. Нейша останавливается на верхней ступеньке крыльца, поднимает воротник пальто. Я встаю рядом, закрыв дверь.

– Она слышала, – шепчет Нейша.

– Очевидно, да. Ничего, я с ней поговорю.

– Как глупо получилось.

– Все будет нормально, – отвечаю я и понимаю, до чего неубедительно звучат мои слова.

Дождь усиливает серый цвет бетонных стен и плит прохода. С карниза срывается крупная капля и ударяет по руке. Одновременно замечаю в дальнем конце улицы, возле спуска, мелькнувшую тень. Съеживаюсь. Моя спина впечатывается в дверь.

– Ты что? – удивляется Нейша. – Прячешься?

– Нет. С чего ты взяла? Не от кого прятаться.

Я хочу ей рассказать. Очень хочу. Но не сейчас.

Нейша смотрит через плечо.

– Там кто-то есть?

– Никого.

Она снова оборачивается. С непривычки такое может испугать.

– Ты меня проводишь до спуска? – спрашивает Нейша.

Она ждет моего ответа.

– Конечно. – Я спускаюсь с крыльца.

Дождь такой мелкий, что почти не ощущается. Впереди никаких теней. Я не слышу непрошеных голосов, и страх понемногу гаснет. Нейша берет меня за руку. Даже через пальто я чувствую ее тепло.