Когда приходит ответ
Шрифт:
— Группа специалистов протестует… Вся диссертация на ложных, порочных основаниях… Символические выкрутасы, дебри схоластических упражнений. Уводит от реального проектирования.
Слова камнем падали в тишине аудитории. Копылов слегка кивал в такт каждой фразе. Откуда-то всплыли вдруг перед Мартьяновым темные горящие зрачки Тамары Белковской, расширенные от возбуждения. Мелькнула тонкая, едкая улыбка схемиста.
Академик Андриан Николаевич наклонился к уху академика Евгения Ильича, благодушно прошептав:
— Ого, достается нашему имениннику!
— Ничего, соискатель
А Баскин для усиления эффекта вынул записку из кармана и предупредил:
— О всей этой лженауке имеется у нас авторитетное мнение. Кто получше нас с вами разбирается.
Баскин назвал известного лектора, который часто выступал от имени философии и с удовольствием наводил порядок в вопросах современного естествознания. «Не соответствует», «Необходимо осудить», «Решительно отмести»… — было главным, чем одаривал он своих слушателей. И недавно еще возвестил он об опасности, что надвигается на науку вместе с новейшей выдумкой, под названием «кибернетика». Крайне заботлив о таких вещах.
— «Скрываются идеалистические взгляды», «Реакционное извращение»… — читал Баскин по записке.
Вот с чем связался Мартьянов.
— Приходится только удивляться, — проговорил Баскин, медленно складывая бумагу, — что такая работа допускается к защите в таком ученом собрании.
Копылов оглядел по очереди членов ученого совета, как бы говоря им: «Вот видите!..» Академик Евгений Ильич смял сердито шарик и бросил его резким жестом в полоскательницу на столе.
— Позвольте, что здесь происходит? — прозвучал негромкий, но отчетливо слышный в зале женский голос.
Профессор Анна Борисовна с поразительной живостью поднялась со своего оппонентского места и шагнула вперед, как бы загораживая Мартьянова.
— Что вы нам тут наговорили? — подступала она к Баскину, и небольшой крутой ее выпуклый лоб пошел красноватыми пятнами. — Все, что вы прочитали по вашей записочке, не имеет к сегодняшней диссертации никакого отношения. Все это касается совсем другого круга идей, хотя и связанных тоже с понятиями математической логики. Вас, вероятно, спутало сходство названий. Но нельзя же так бездумно переносить удобные для вас обвинения с одного предмета на другой! Вы просто не то и не о том выписывали.
Карандашик — директора, стучавший по графину, уже не мог ее остановить. Анна Борисовна нарушала порядок: официальный оппонент не должен отвечать на вопросы, давать объяснения вместо автора. Где же необходимая бесстрастность?! Но она не могла больше оставаться бесстрастной. Именно ее голос должен услышать сейчас зал.
— Мы должны быть благодарны нашему диссертанту, — говорила она все громче. — Его оригинальная техническая разработка аппарата алгебры логики делает ему только честь. Как не должны мы забывать и о заслуге нашего физика Шестопалова, проложившего первую теоретическую борозду в этом направлении.
Она взмахнула маленькой рукой туда, к концу зала. Повинуясь ее жесту, все невольно оглянулись туда, где в дальнем
Копылов мгновенно изменил соответственно моменту свое выражение и одобрительно закачал головой.
Баскин даже ухом не повел, продолжая стоять со своей запиской в руке, — коренастый, крепкий, не поддающийся каким-то там лирическим отступлениям. Порыва Анны Борисовны для него как будто и не было.
А против него, отделенный рядами и небольшим свободным пространством перед доской, стоял Мартьянов. Они не глядели друг на друга, но, несомненно, стояли один против другого. Оба чем-то друг на друга похожие, и оба такие разные.
Едва схлынул поднявшийся было шумок, Баскин громко сказал:
— Всем известно, против чего предостерегал нас Ленин в своей замечательной работе… Не забывайте!
— Против чего? Против алгебры логики? — подхватил Мартьянов, впервые посмотрев на Баскина прямо в упор.
Выхватив из портфеля плотный томик в скромном, простом переплете порывисто направился он по проходу к Баскину и протянул ему:
— Пожалуйста, покажите, где это сказано. На какой странице, на какой строке?
Баскин не протянул руки, не взял и, отстранившись слегка от Мартьянова, бросил через плечо:
— Пока что на защитах вопросы задают диссертанту, а не он задает другим. Если интересуетесь, то и найдете.
Но все же это заставило его наконец сесть.
По проходу ринулась вперед, дробно топая каблуками, щуплая фигурка. Малевич! Он выскочил на свободное пространство и, обернувшись к аудитории, с испуганными глазами, дрожа от собственной смелости и возмущения, отчаянно заговорил. Неясно было даже, успел ли председатель предоставить ему слово. Но он говорил:
— Не знаю, уж какой там идеализм, а эта теория дает нам в руки оружие… Решать такие задачи, о которых мы и думать не смели. Я это на собственной шкуре испытал. — И он смешно хлопнул себя по загривку.
Торопясь все выложить, что хотел, чтобы его не прервали, кидал он, не успевая окончить, одну фразу за другой. И о первых статьях Шестопалова и Мартьянова. И о том, что это было для некоторых за откровение. И о мытарствах Мартьянова с его новой методикой. И о самодеятельном университете. И о собственных попытках применить теорию на деле. И даже о том, как была вычислена более совершенная схема электропривода прокатного стана…
— Это что, идеализм по-вашему?! — восклицал он патетически.
Аудитория могла воспринять, пожалуй, скорее жар его речи, чем ее смысл.
Но затем не торопясь вышел мешковатый Ростовцев и спокойно, обстоятельно расставил все по местам, что было неразборчиво, сбито в выступлении Малевича. Подчеркнул значение теории в области автоматической телефонии.
— Мне кажется, сомневаться в полезном содержании основных положений релейной алгебры не приходится, — рассудительно, в чисто академическом духе ответил он на выпады Баскина.