Когда приходит Рождество
Шрифт:
А Шарлотта – темноволосая Шарлотта-цыганка – возбужденно улыбалась мне вслед, глядя своими яркими, влажными и глубоко несчастными глазами. Я постоял еще немного, всматриваясь в ее лицо. Я жадно искал в нем хотя бы скрытый намек на то выражение, которое я запомнил. Выражение ее лица после поцелуя. “Не сейчас, может, потом”.
Но я ничего в нем не нашел. Никакого “потом”. Вообще никакого “потом” там не было.
И я больше никогда ее не видел.
Когда
Уинтер сидел в кресле для клиентов, ссутулившийся и слабый. На нем были джинсы и белый свитер крупной вязки. Складывалось впечатление, словно разговор отнял у него все силы. Он опустил голову, так чтобы Маргарет не смогла разглядеть – и это ее не могло отвлечь – почти черный синяк на его шее. Это ее обеспокоило. Она легко распознавала следы насилия. Но поскольку Уинтер ничего про это не говорил, она решила подождать удобного момента и уже потом спросить.
Он посмотрел на нее из-под отяжелевших век. В его глазах Маргарет увидела вызов. Она понимала, что говорить с ним нужно осторожно. Человек он умный, образованный, чуткий и проницательный. И он настоял на том, что расскажет эту странную историю, которая заняла у них три сессии. Для этого должна быть какая-то причина. Тут зашифрован какой-то код, аллегория, ведь только так он сможет все это вынести и обрисовать для нее то, что составляет его меланхолию.
Терапевт поставила локоть на подлокотник кресла, подперла большим пальцем подбородок, а указательным пальцем провела к виску.
– То слово… – начала она. – Эдди сказал одно слово. Как там?.. “Психомахия”. Я такого слова не слышала. Что оно значит? Вы не знаете?
Уинтер глубоко вздохнул и выпрямился.
– Это борьба разума или души. Иногда этот термин используется в литературоведении, когда мы рассматриваем историю или стихотворение, где каждый персонаж представляет собой какой-то аспект одного человека. Это можно увидеть, например, в эпической поэзии Уильяма Блейка. Каждый из его мифических образов представляет собой единую душу: творческий инстинкт, осуждающая совесть, неудовлетворенное желание и так далее. Его можно толковать таким образом.
– Поняла, – сказала Маргарет. – Это как во снах. Во снах и фантазиях. Все персонажи представляют собой какой-то аспект спящего.
– Именно так.
– Получается, все было так, как и сказал Эдди? Точнее, “Эдди-мой-парень”, как вы его называете. В истории Альберта он же и оказался тем полицейским, которого преследовала Аделина. А еще он был ее возлюбленным, отцом – членом Штази, – который нашел ее и убил. Думаю, в каком-то смысле он был и призраком. Призрак – его совесть.
Уинтер только кивал, безучастно глядя куда-то вдаль.
– А что насчет вашей истории, Кэм? – спросила Маргарет. –
Уинтер неопределенно улыбнулся.
– Разве это может быть психомахия, если все это произошло на самом деле? Или… Не знаю. Может, наверное. Поэт Китс говорил: “Жизнь человека, чего бы он ни стоил, есть непрерывная аллегория”. Так что, может быть, так и есть.
– Может, жизнь человека становится аллегорией, когда он рассказывает о ней? Понимаете, это так и работает. Мы раскрываемся в историях, которые рассказываем.
Уинтер лишь тихо хмыкнул в ответ.
Маргарет все изучала его.
– А что это за синяк у вас на шее? – наконец спросила она. – Откуда он у вас?
Уинтер глубоко вздохнул и, прежде чем ответить, выдал ей все сразу:
– Русский бандит с фамилией Попов попытался убить меня.
– Попов… – повторила Маргарет, чуть хохотнув, но улыбка тут же исчезла с ее лица, поскольку она поняла, что это была не шутка. – Это касается другой работы, о которой вы упоминали? Вы выслеживаете людей, совершивших убийство, при помощи вашего… необычного склада ума?
– Что-то в этом роде, да.
– И этот русский бандит Попов не хотел, чтобы вы его выследили?
Уинтер склонил голову, задумавшись.
– Он не хотел, чтобы я кое-что откопал…
– Вы знаете, что именно? Вы знаете, почему он пытался вас задушить?
– Вообще у меня есть мысли на этот счет. Все это начинает проясняться. Правда, осталась одна деталь, которую я не могу разобрать.
Маргарет не ответила. Она смотрела на него, все еще подпирая подбородок большим пальцем, а указательным упираясь в щеку.
– Мне кажется, – медленно начала она, выпрямившись и опустив руку, чтобы сцепить обе руки в замок перед собой. – Мне кажется, что в вашей аллегорической жизни, в вашей истории о Шарлотте и ее семье, ваш персонаж олицетворяет вас же, как вы наблюдаете работу вашего сознания. Альберт – это Альберт, но он также является и вами. Вы точно так же, как и Альберт, предали кого-то, в вашем прошлом кроется ужасный проступок, который, возможно, привел к убийству женщины ради вашей собственной выгоды.
Уинтер моргал так, словно она выплеснула ему в лицо бокал ледяной воды. Теперь он сидел ровно и неотрывно на нее смотрел.
– Шарлотта, как мне кажется, это Шарлотта, – продолжала Маргарет. – Но это также и вы, это ваша невинная часть, которая видит то, что вы делаете, и ей страшно, что из-за этого она так и не познает любви, что она вообще недостойна любви, которой вы так сильно хотите. Думаю, Эдди – это Эдди, но Эдди и его собаки – это тоже вы. Эдди представляет собой попытки вашего разума осмыслить ваш ужасный поступок, дистанцироваться от него, от смерти, причиной которой вы стали. А собаки – это та часть вашего разума, которая угрожает поглотить вас чувством вины. И теперь вы как невинный человек и вы как злой рационал связаны друг с другом. Как Эдди и Шарлотта.