Когда приходит тьма. Долгая ночь
Шрифт:
– Если прошло столько времени, а мы до сих пор живы, то как ты думаешь? – ответил ей Никита. Она кивнула.
– А что с телефоном?
– Молчит ваш телефон. Линию сорвало. А по сорванной линии ничего не передать.
.....
Мы разделились на тех, кто слушал душераздирающий рассказ Кувалды во всех подробностях, и на тех, кто хотел выяснить, почему все это случилось.
– Откуда взялась эта кошка? – спросила Полина, присоединившись к нам. Вадик не мог нарадоваться пушистому гостю, он где-то нашел веревочку и бегал по комнате, таща ее за собой, а кошка, получив заряд энергии, неустанно бегала за веревочкой. Эта беготня нисколько не раздражала ни одного из нас, скорее, наоборот, в склепе, где большую часть времени стояла гробовая тишина, появилась жизнь.
– Да кто
– Она пришла с улицы?
– Ну, наверное. Мы не видели ее раньше, весь дом обошли, может под полом сидела, кто ж разберет это животное. Хотя, скорее всего, да. Он ведь и ее мог убить, кошке бы хватило одного удара топором. А то и меньше.
– Тебе, я смотрю, не хватило, – усмехнулся я.
Моему другу повезло, что именно рука оказалась на пути топора в руках у обезумевшего водителя автобуса. Если бы это было ребро, спиртом и бинтами дело бы не обошлось.
– Значит, на животных это не действует, – сделала вывод Полина. – И на людей действует по-разному. В чем причина? Одни убивают себя, другие остальных. Лена, можно мне задать тебе вопрос? Твой муж случайно не был в депрессии и…
– Нет, у него не было склонности к суициду, – не дожидаясь еще одного вопроса, сказала Лена.
– У Марины тоже, – пробормотал я. – В любом случае, неважно, какие наклонности мы имеем, там нам не выжить.
– А как тогда нам выжить? – Лена посмотрела на своего сына и ее глаза стали влажными. – Что теперь?
– У нас теперь только один выход, – ответил ей Никита. – Дождемся следующего раза, сядем в автобус и поедем на ГЭС или обратно в Светлогорск.
– Лучше на ГЭС. Там еще есть транспорт и средства связи. Подадим сигнал и назовем координаты. Если кто-то нас услышит, у нас будет шанс, может и не большой, но все же, – сказал я Никите. – Поеду я, возьму кого-нибудь из парней. Я видел в автобусе две рации, одна пусть останется у вас, вторую мы возьмем, чтобы при случае мы могли убедиться, что все нормально.
– Или убедиться, что все как нельзя плохо, – добавила Ольга. – Если вы погибнете, у нас ничего не останется.
.....
Некоторое время еще было относительно светло. Мороз разрисовал окна, входная дверь промерзла почти полностью и чтобы не околеть, нужно было что-то делать. Парни помогли Полине натаскать дров и растопить печку, остальные взяли на себя ответственность по очереди подкладывать дрова. Дом остывал очень быстро, по полу тянуло холодом, и все, кто сидел на полу, перебрались в комнату Полины. Девушка не возражала, только попросила ей помочь перетащить в прихожую еще одно кресло, чтобы занять место рядом со мной.
Я долго думал о том, что собирался сделать и так глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как провалился в сон. Во сне ко мне пришла Марина. В первый раз. Уже в первый день после ее смерти я знал, она не заставит себя долго ждать. Я сидел в кресле и смотрел в окно, пока не почувствовал легкое и холодное прикосновение. Я чувствовал сердцем, что это она, леденящий ужас сковывал моё тело, пока она не произнесла моё имя вслух. Такой голос я слышал давно, несколько лет назад, когда мы только поженились, она сладкоречиво приманивала меня к себе, и я никогда не мог ей отказать. Между нами разгорался настоящий огонь, такой, что дым шел до неба, мы думали, он никогда не погаснет, но не заметили, как и когда это случилось.
– Артем… Подумай о том, что ты делаешь. Что ты будешь делать, когда это случится? Поддашься панике, как тогда? Или теперь ты все осознал?
Я попытался закрыть уши, чтобы не слышать ее голос, но мои руки словно парализовало. Она обвиняла меня в своей смерти, ну конечно, почему я сразу не догадался, что она придет именно за этим. Я хотел выговориться, но не смог. Получилось только повернуть голову, чтобы посмотреть на нее. Она ждала этого, ее глаза, красные из-за лопнувших капилляров засветились, бледные губы с засохшей на них кровью растянулись в кривой улыбке.
– Правда, я теперь гораздо лучше? – спросила она и обнажила зубы. Из ее рта на белую блузку, в которой она была в день нашего отъезда, вытекла густая темно-красная, почти черная жидкость.
Глава 10
На нас надвигалась лавина, правда тогда у меня вряд ли бы повернулся язык назвать это именно лавиной. С горы сходит снег, много снега – все, что я представлял, услышав это далекое от моего понимания слово в сводке новостей по радио или телевизору. На самом же деле это катастрофа. Надвигающаяся смерть, шансы спастись от которой ничтожно малы, особенно если ты ничего не знаешь о том, как это сделать – мне было очень тяжело это осознавать. Грохот стоял такой, что закладывало уши, добавлял рев трансивера и крики нашей команды. Единственное, что я помнил из инструкции – спастись от лавины можно привязав себя к дереву, а если тебя накрыло – соорудить воздушную камеру из снега. Вся проблема была в том, что лавина надвигалась слишком быстро, времени на то, чтобы найти уступ, или хотя бы подумать об этом у нас не оставалось. Я запаниковал, как это обычно бывает в подобной ситуации, и даже убедительная речь руководителя и согласие всей команды следовать его инструкциям не произвели на меня никакого эффекта. Было решено дать лавине нас захлестнуть, и тем, у кого есть передатчики – подать сигнал бедствия. Я был категорически против, мой мозг кричал мне, что это не иначе, как самоубийство и, проигнорировав попытки жены убедить меня в обратном, я отцепился от группы. Склон был слишком крутым, чтобы стоять на нем без всякой помощи, меня понесло вниз. Мне удалось перевернуться на живот и зацепиться ледорубом за уступ, но это было все равно, что держаться за соломинку, я соскальзывал, бороздя ногами и крича от страха. Жалкие секунды решили мою проблему, я сорвался и пока летел два метра вниз, думал не о том, что падаю, а об инфаркте, который я скорее всего себе заработал. Я ушел в снег почти по пояс, зато лавина, которой я так боялся, обошла меня стороной. Она оказалась не такой масштабной и разрушительной, как я сперва подумал. Выбирался я из снега, вытягивая самого себя с помощью веревки, привязав ее к рядом стоящему дереву. Нашу группу завалило не сильно, и уже через полчаса они все выбрались и от души посмеялись надо мной, торчащим в снегу и ломающим дерево, пытаясь выбраться из снежного плена.
С женой я не разговаривал две недели.
Я дал себе время на то, чтобы подумать и вспомнил эту историю, случившуюся около четырех лет назад во время нашего с женой путешествия в Анды. Я принял опрометчивое решение, чтобы спастись, это едва не стоило мне жизни, но и не думая учиться на собственных ошибках, я собирался снова это сделать. Различия этих двух случаев только в том, что я больше не спасал только свою шкуру, и у меня было время на то, чтобы подумать. Безумные глаза призрака, явившегося во сне говорили мне – ты должен это сделать и, будучи скептиком, я ясно понимал – призрак и то, что он сказал – ничто иное, как плод моего подсознания. Я сам себе говорил, что нужно делать. И винил я тоже сам себя.
В связи с этим сон стал необходимостью, но только я проваливался во тьму, мой разум противился этому. Мозг подавал нервные импульсы в мышцы, заставляя их болезненно сжиматься, поэтому расслабиться у меня не получалось. Голос Марины блуждал где-то далеко и в то же время я четко слышал его. Он изменялся, сперва это был приятный мотив, песня, качающая меня на волнах, а потом он стал резким, прерывистым и мне казалось, что в голове у меня звучит старое радио. В те редкие минуты, когда я бодрствовал, вглядываясь слепыми глазами в темноту, он замолкал, и только мое тело теряло чувствительность, я слышал его снова. Это стало проблемой, я не мог разобрать, что он говорит, я вслушивался, но каждое слово скорее напоминало какой-то шифр, чем человеческую речь. Не выдержав этого, я заставил себя выбраться из сна. Какое-то время у меня не получалось, конечности не хотели двигаться, я пытался говорить, распахнуть тяжелые веки, я чувствовал собственные руки, покоившиеся на деревянных подлокотниках, пробовал сжать кулаки. В чувство меня привело стойкое ощущение нехватки воздуха, я дернулся и открыл глаза. Полина не сводила с меня странного взгляда, пока я отходил от легкого синдрома гипервентиляции и тяжелого сна.