Когда пробьет восемь склянок
Шрифт:
Я дотронулся до его лица. Оно еще не совсем остыло. Он был мертв часа два-три, не больше. Я повернул его голову, чтобы посмотреть, не видно ли следов насилия. Голова откинулась набок, как сломанная нога куклы… Мечтательное выражение исчезло. Глаза адмирала были холодными, беспощадными. Я вспомнил о разговорах, которые слышал, но никогда не воспринимал всерьез, — болтовню о том, что Дядюшка Артур может быть жестоким человеком. Теперь я в этом убедился. Иначе сэр Артур не занимал бы свой пост. Нашли его по объявлению в «Дэйли Телеграф», а разыскали два прохиндея, которые объездили всю страну, чтобы найти человека, обладающего исключительными способностями, необходимыми для занятия этой должности. И они выбрали Дядюшку Артура. У него не было сердца, это ощущалось сразу. Но я об этом как-то никогда не
Он сказал:
— Разумеется, убит.
— Да, сэр.
— Каким образом?
— Сломана шея.
— Сломана шея? У такого крепкого человека, как Ханслет?
— Я знаю, кто может это сделать голыми руками. Его зовут Квин. Человек, который убил Бейкера и Дельмонта. И который чуть было не прикончил меня.
— Понимаю. — После паузы он продолжал с отсутствующим видом: — Вы найдете и уничтожите этого человека. Метод меня не интересует. Как все это произошло, Калверт?
— Сейчас, сэр. — Когда речь заходила о том, чтобы восстановить события, я всегда оставался один. — Наши «друзья» поднялись на борт «Файркреста» или сегодня утром, или сразу после того, как я покинул корабль. Иначе говоря, до рассвета. Они бы не отважились провести акцию днем. Должно быть, они напали и захватили Ханслета. Подтверждением этому служит тот факт, что он не связался с вами в полдень. И когда вы поднялись на борт, он все еще был их пленником. Наши «друзья» не могли подумать, что на борту «Файркреста» появится кто-то еще. Катер, который подвез их на рассвете к яхте, ушел обратно к «Шангри-Ла». Ведь держать суденышко у «Файркреста» было нельзя.
— По-моему, нет необходимости раскладывать все по полочкам.
— Приблизительно через час с небольшим, как вы ушли с «Файркреста», появился катер, и бандиты сообщили, что я мертв. После моего убийства они не могли оставить Ханслета в живых. Но почему ему сломали шею, не знаю. Может быть, они подумали, что выстрел могут услышать, а нож решили не использовать, чтобы не оставлять следов крови. Яхту не стали трогать. Видимо, хотели вывести ее ночью в зунд и потопить. Думаю, что именно поэтому Ханслета убрали таким способом. Квин вообще-то психопат, убийца по призванию. Любит лишать людей жизни по-своему. Зверь.
— Так, так… А потом они подумали, куда спрятать Ханслета на время, пока не вернутся на яхту. Так, на всякий случай, если вдруг кто появится. Решили спрятать его под крышкой мотора. Передатчик и все прочее выбросили за борт или взяли с собой. Это уже не имеет значения. А Ханслета засунули сюда. — Дядюшка Артур все это сказал совершенно спокойно, а потом первый раз со времени нашего знакомства закричал: — Но откуда, черт возьми, они могли знать, что здесь нет никакого мотора и что все это маскировка, Калверт? Выходит, кто-то нас предал или проявил преступную небрежность.
— Нас никто не предавал, сэр, а если кто и проявил небрежность, то это я. Если бы я подумал обо всем, Ханслет не лежал бы сейчас здесь. В ту ночь, когда к нам заявились мнимые таможенники, я знал, что они что-то обнаружили в машинном отделении. До того как прицепиться к батареям, они старательно осматривали каждый уголок, а потом вдруг потеряли к поискам всякий интерес. Ханслет даже сказал, что, возможно, это как-то связано с батареями. Но я не поверил. — Вынув из кармана фонарик, я протянул его Дядюшке Артуру. — Взгляните сами. Вам ничего не кажется подозрительным?
Он посмотрел на меня холодными глазами, взял карманный фонарик и тщательно осмотрел батареи.
— Ничего не могу найти, — коротко сказал он.
— А Томас — так назвал себя один из таможенников — нашел. Он с самого начала напал на след и точно знал, что ищет. Ему был нужен мощный радиопередатчик, а не какая-нибудь дешевка. Он искал зацепку, указывающую, что присоединялось к этим батареям. Следы сильных зубчатых зажимов.
Дядюшка Артур тихо чертыхнулся и опять нагнулся над батареями. На этот раз для осмотра ему понадобилось десять секунд.
— Вы очень четко все это сформулировали, Калверт. — Глаза его потеплели, но тон не смягчился.
— Поэтому неудивительно, что они знали, что я делал сегодня днем. Знали и о том, что Ханслет до сумерек останется на яхте один, а сегодня вечером я приземлюсь на вертолете в песчаной бухте. Им нужно было только подтверждение, что
— Надеюсь, эта вспышка не помешает вам впредь мыслить логично, — холодно сказал Дядюшка Артур.
— И это в тот вечер, когда мы с Ханслетом были приглашены на «Шангри-Ла»! Я вам говорил, что после возвращения мы заметили, что на борту кто-то побывал. Только не поняли — зачем! Черт побери!
— Вы приложили достаточно сил, чтобы доказать мою некомпетентность в отношении батарей. Нет необходимости повторяться.
— Дайте мне договорить, — перебил я. Дядюшка Артур не любил, когда его прерывали. — Они побывали в машинном отделении; они знали, что здесь находится передатчик; они внимательно осмотрели крышку дизельного мотора. Четыре винта — пустяки. Они сняли крышку и присоединились к передатчику таким образом, что даже не сбили настройку, а потом сделали отвод к маленькому передатчику, который, видимо, был спрятан за батареями. Они привезли с собой необходимый инструмент, так как знали, с чем столкнутся. С этого момента они слышали каждое наше слово, проникли в наши планы, знали обо всем, что мы собирались предпринять, и могли действовать соответственно этому. Они решили — и правильно, — что лучше, если мы с Ханслетом будем держать с вами прямую связь, а они станут получать информацию из первых рук. Это лучше, чем вывести из строя радиопередатчик, заставив нас тем самым искать пути восстановления связи, которые они, возможно, не смогут проконтролировать.
— Но зачем… зачем они сломали передатчик, который сулил им такие возможности… Ведь они… Ведь они… — Он показал на пустое пространство.
— Он им больше не нужен, — сказал я устало. — Когда они вырвали передатчик, Ханслет и Калверт были уже мертвы. Передатчик стал не нужен.
— Да, конечно, конечно! Боже мой, какая жестокость! — Он вынул монокль и потер глаз тыльной стороной ладони. — И они знали, что мы найдем Ханслета в тот момент, когда захотим воспользоваться передатчиком. Постепенно я начинаю понимать ваши замечания — в первую очередь то, что нашему брату трудно застраховаться. Они не знают, сколько знаем мы, но не имеют право пустить дело на самотек. Ведь ставка — семнадцать миллионов. Они должны заставить нас замолчать.
— Надо поскорее убираться отсюда! Это единственное, что я могу посоветовать, — согласился я с Дядюшкой Артуром. — И ни на секунду не выпускайте «люгер» из рук, сэр. Когда мы снимемся с якоря, то окажемся в относительной безопасности. Но перед этим мы должны доставить на берег труп Ханслета и заодно приятеля, который томится в кормовой каюте.
При благоприятных обстоятельствах подъем якоря с помощью электрической лебедки отнюдь не пустяковая работенка. Наша маленькая лебедка могла поднимать тяжести до четырнадцати сотен фунтов. Но если в колесо барабана попадет часть одежды, то можно остаться без руки или ноги до того, как успеешь крикнуть или остановить машину, находящуюся позади лебедки. Проделывать все это на скользкой и мокрой палубе в абсолютной темноте опасно вдвойне. Не говоря о том, что на тормоз рассчитывать не приходится, а лебедка накрыта парусиной. Одним словом — работа опасная. Хотя по сравнению с тем, что может произойти, если встрепенутся наши «друзья» на «Шангри-Ла», — просто ерунда. То ли потому, что я слишком интенсивно работал, то ли из-за грохота якорной цепи, я не сразу распознал кое-какие звуки, а также их направление. Тем не менее дважды мне показалось, что я слышу издалека женский голос. Оба раза я приходил к выводу, что голос доносился с одной из яхт, находившихся в гавани. Чтобы установить, сколько галлонов джина расходуется во всех гаванях Великобритании после захода солнца, потребовалась бы хорошая ЭВМ. Затем я снова услышал звуки, но уже немного ближе. Я сразу отбросил мысли о вечеринке, где крик отчаяния раздается только в том случае, когда кончается джин. Но сдавленный крик, который до меня донесся, звучал совсем иначе. Я выключил лебедку, и на носу корабля сразу наступила полная тишина. Вынув из кармана пистолет, я начал напряженно вслушиваться.