Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы
Шрифт:
— Нет. Просто приходит мама Мухаммада к моей маме и несет рис и сахар. Свари, говорит, и ешьте. Сегодня наш Бахадур убежал из больницы.
— Бахадур сбежал из больницы?! Почему?
— А я откуда знаю? Ты должен знать. Ты докторов сын, не я же!
— Ничего я не знаю…
Я даже расстроился.
— Мне никто ничего не рассказал. Они мне никогда ничего не говорят.
— Сбежал. Вчера ночью. А сегодня по всей округе сладкий рис едят.
— Он сбежал, и поэтому сладкий рис готовят?
—
— И ты тоже!
— Я уже наелась. Это я для тебя немножко у мамы стащила.
Я занялся рисом, который и вправду был очень сладкий. Пахло от него настоящим басмати, и каждая рисинка была как золотая. Тарон увидела, как я ем, и у нее тоже слюнки потекли. Она присоединилась ко мне. Вдвоем мы в минуту очистили чашку.
Тарон отерла губы и сказала:
— А теперь полезли на дерево. Яички посмотрим.
Раскачавшись на нижних ветках, мы, точно птицы, взлетели на сук. Со всех сторон нас укрывали густые ветви.
— Какие хорошенькие! — взвизгнула Тарон и непроизвольно потянулась к гнезду.
— Руками не трогай!
— Я только одно яичко на минутку возьму! Птица даже не узнает…
— Нельзя! Это английской птицы яички, — начал объяснять я. — Английские птицы все знают, и она узнает, что мы ее яйца воровали. Тогда бог так сделает, что мы забудем дорогу домой, и забредем в дремучий лес, и нас схватит огромный орел, и утащит в чужие страны, и там швырнет на землю.
— Ой! — ахнула Тарон. Она все-таки успела схватить яичко, а когда я подошел в рассказе к самому страшному, от испуга уронила его. Я потянулся, пытаясь поймать его на лету, но яйцо скользнуло в листву, упало на землю и разбилось.
Несколько минут мы молчали, в отчаянии глядя друг на друга. Что же теперь будет? Что будет? Притихшие и расстроенные, мы слезли с дерева, подобрали скорлупу разбитого яйца и долго смотрели на нее.
Тарон в страхе озиралась по сторонам, явно собираясь заплакать. Она ухватилась за мою руку и тоскливо спросила:
— Что же теперь будет?
Я начал храбриться, чтоб успокоить ее:
— Что будет, что будет! Придется все рассказать маме. Она позовет брахмана, брахман прочитает мантры. Взвесит меня в семизернии. Потом мама поведет меня в храм, в гурдвару и на мазар… А там у меня друг есть, Джура…
— А мне что делать? — Тарон совсем пала духом. — Моя мама бедная. Не будет она меня в семизернии взвешивать. Просто отлупит.
— Не отлупит. Я договорюсь с моим другом Джурой, и он завяжет у мазара узелок на твое имя. Твой грех тогда не в счет будет.
— Ладно!
Тарон сразу повеселела. Она засмеялась и потянула меня за руку.
— Не будем сегодня в саду играть! — предложила она. — Пошли в чинаровую рощу. Наделаем корабликов из чинаровых листков
Мы пускали кораблики, когда к нам, запыхавшись, подбежал Хамид — один из наших слуг.
— А ну иди домой! — крикнул Хамид. — Иди, мама зовет!
— Ты не уходи, — сказал я Тарон. — Делай пока кораблики, а я сейчас вернусь.
Тарон наморщила нос:
— Только приходи скорей.
— Мигом!
Я вприпрыжку побежал впереди Хамида, потом не выдержал и помчался со всех ног.
Отец с матерью были на веранде в окружении всей прислуги. Мама выглядела растерянной, слуги стояли понурившись. Подбежав ближе, я увидел, что мать плачет, утирая слезы концом покрывала, а отец взволнованно шагает взад и вперед.
Выяснилось, что раджа винит моего отца в побеге Бахадура и отдал приказ о выдворении его за пределы княжества в двадцать четыре часа. Около вьюков стояли, переминаясь с ноги на ногу, бледные и удрученные носильщики, чуть поодаль — посыльный от раджи с княжеским указом в руках, а рядом с ним — ходжа Алауддин. Потупившись, он говорил отцу:
— Его высочество раджа чрезвычайно разгневан. Он требовал вашей казни, но мне удалось его разубедить. Затем он предложил, вымазав вам лицо черным, возить вас по базару на осле, после чего бросить в пруд. Я отговорил его и от этой мысли. Стоило немалых усилий уговорить его высочество выслать вас из княжества. Я употребил все мое влияние. Вам известно, что я остаюсь при дворе в одиночестве всякий раз, когда выступаю в защиту законности. Все остальные лишь льстиво поддакивают его высочеству…
— Вы поборник справедливости, — спокойно сказал мой отец каким-то ледяным тоном.
Он повернулся к маме и объяснил:
— Надо укладывать вещи.
Вся в слезах, мама прошла в комнаты и позвала слуг.
— Его высочество указал, — продолжал ходжа Алауддин, — чтоб с сегодняшнего дня прислуга больше не служила вам. Иначе слуги тоже будут изгнаны.
— Хамид, Бегиман, Амарик Сингх, Датта! — звала мама из комнат.
Слуги молча стояли с опущенными головами. Никто из них не двинулся с места.
Отец с ненавистью посмотрел на ходжу Алауддина:
— Не беспокойтесь. Мы сами уложимся. Я прошу вас только об одной любезности — пришлите грузчиков за багажом и прикажите, чтоб за моей женой и ребенком прислали паланкин с носильщиками.
Ходжа Алауддин церемонно поклонился:
— Я ваш слуга, господин доктор! Вы дважды спасли мне жизнь — теперь можете башмаки себе шить из моей кожи! Что поделаешь? Надо мной довлеет высочайший указ, иначе не появился бы я перед вами носителем дурных вестей. Только волей его высочества я оказался здесь. Не извольте тревожиться, через полчаса у вашего почтенного дома будут и грузчики и паланкин.