Когда просыпаются орхидеи
Шрифт:
– Колдун, чьей наставницей я стану. Матушка велела не особо распространяться о деталях… но тебе я доверяю, сестра.
Иллиам прошлась по ее покоям, будто по галерее собора. Наверняка воображает себя хозяйкой в новом доме. Она принесет их семье славу, пока Мэл будет стоять подле матери, как красивая бесполезная статуэтка, наблюдать за штурмом особняка Релинаров и попивать из красивых бокалов. Отчего-то стало тошно, и она отставила кубок с нектаром на столик. Единственное, что радовало во всем этом – когда Первый Дом падет, Келтран станет ее рабом. Отличное пополнение для интерьера… хм, еще один пуфик для ног? Или, быть может, столик?
– Он
Мэл покачала головой. Не то, чтобы она особо интересовалась.
– Механические големы. Груда шестеренок, проволоки и металла, собранная в особом порядке и оживленная магией. Как думаешь, если я выкраду чертежи для Юдоли, матушка пересмотрит свое решение о наследовании?
Что?!
Малврае толкнула дэва в плечо, скидывая ноги на пол, и хотела уже встать, чтобы хорошенько наподдать этой наглой мерзавке, но Иллиам вдруг рассмеялась, мягко толкнув ее в макушку и заставляя упасть обратно.
– Я шучу! Зачем мне твой скучный Паучий трон? Никакой свободы, сплошные приёмы, бюрократия и политические игры.
Мэл скрестила руки на груди и недовольно поёжилась, будто в покоях стало холодно. Она бросила быстрый взгляд на дэва. Всё его тело мелко подрагивало от напряжения из-за неудобной позы, но он не издавал ни звука. Ничего, еще немного, и он точно взмолится. Сейчас Малваре очень хотелось, чтобы кто-то взмолился.
– Не наделай дел, – буркнула она сестре. – Матушка доверяет тебе важную миссию. Если напортачишь, она пересмотрит вопрос о признании тебя своей дочерью.
Иллиам засмеялась, мелодично и беззлобно, а потом поклонилась.
– Не беспокойтесь, госпожа. Матушка не пожалеет, что выбрала меня.
Вот же стерва…
– Что ж… – Сестра выпрямилась, снова заводя руки за спину. – Мне пора, пожалуй. Проводишь меня?
Мэл неохотно поднялась и прошла с сестрой к двери. Внутри вдруг кольнуло так же, как, когда она думала о расставании с Хестином. Неужели она и по ней будет скучать?
– Забыла! – Иллиам внезапно обернулась на пороге. – Последний вопрос, госпожа, если позволите.
Мэл кивнула, поёжившись снова. В этот раз виной тому и впрямь был сквозняк, лизнувший холодным языком ее голые лодыжки.
– Так каков он на вкус, твой дэв?
Опять она об этом! Г-р-р…
– Я… хм… еще не…
Сестра тихонько засмеялась, так и не дав ей договорить.
– Ох, Мэл… ты совершенно безнадежна.
Нет, думала Малврае, закипая под удаляющийся стук ее каблуков, по Иллиам она точно скучать не будет.
***
Почему она всё еще не воспользовалась своим рабом? Что-то не так с ней? Или с ним? Мэл размышляла об этом уже второй день. За утренней молитвой и за завтраком. Во время обеда и после. Однажды на тренировке она так глубоко задумалась, что едва не угодила под меч Дуррада. Слова Иллиам о ее безнадежности ранили самолюбие, сводили мысли к тому, что дело в ней. Но что в ней может быть не так? Малврае совершенное дитя своего Дома, так говорила госпожа-мать. Лучшее дитя. Избранное и обреченное на путь славы с самого рождения.
И не с кем об этом поговорить. Иллиам давно на пути к колдуну, да даже если бы она все еще и была дома, то скорее подшутила бы над «совершенно безнадежной». Матушка? Нет, она точно разочаруется в старшей
Она решила отправиться вечером, не сообщая о деталях матушке. «Чувствую, что должна воздать Богине», – так она сказала ей, отпрашиваясь в поездку.
– Воздать Богине, – рассеянно повторила матриарх, утопая в докладах. – Почему бы не сделать это дома? Можешь воспользоваться моим алтарём.
Мэл закусила губу.
– Если позволите, госпожа… Я думаю, нам не стоит выглядеть затворниками. Накануне столь большого дела.
Леди Бризанна оторвала взор от бумаг и внимательно посмотрела на дочь.
– Какая мудрая мысль, дитя… Хорошо. Будь осторожна. И оденься, как подобает.
По такому случаю Мэл решила надеть платье цвета темного пурпура. Лиф, тесно обнимающий грудь, ажурные вставки корсета, изображающие паутину, сквозь которую виднелись островки обнаженной кожи, струящаяся юбка в пол с разрезами от бедра и высокие сапоги. Подарок Хестина пришёлся к этому наряду очень кстати. Разглядывая себя в зеркале, Мэл думала о Келтране. Что бы он сказал, увидев воинственный аспект Богини в таком наряде? Бедный паучок, наверное, не нашёл бы слов от смущения.
Уже ступая по мраморным коридорам собора, Малврае мяла в руках ажурные перчатки, осознавая, что не знает, с чего начать. Она впервые посещала исповедальню, но правила знала назубок – дать каплю своей крови ритуальной чаще, испить нектара, коротко помолиться и войти в покой видящей жрицы, дабы изложить ей все свои чаяния. И вот здесь начиналась главная беда, ведь Мэл понятия не имела, в чем ее проблема.
Ритуальные покои видящей были маленькими и тесными, как комнатка для слуг в особняке Алеанурден, а сама видящая оказалась незрячей. Вместо глаз на вошедшую глядели широко распахнутые пустые глазницы, обведенные рисунком переплетающихся черных щупалец. Широкий лоб был инкрустирован рубиновым кабошоном под цвет ритуальной мантии жрицы. Сама она сидела на полу, подобрав под себя ноги. Темные провалы глазниц смотрели прямо на Мэл.
– Ты впервые на исповеди, дитя ночи?
Видящая, хоть и без глаз.
– Да. – Мэл сильнее смяла в пальцах перчатки.
– Ты знаешь правила? Никакая тайна не покинет этих стен, никто не зайдет сюда, пока я читаю твою душу. Ты доверяешь мне?
– Да.
– Сядь и откройся мне.
Малврае опустилась коленями на мягкую подушку напротив жрицы и, немного помедлив, вложила ладони в ее раскрытые руки. Магия видящей проникла в нее теплом и утешительной лаской. Легкость, доверие, чистота. Жрица нахмурила лоб, и рубин сверкнул под неровным светом свечей. Свечей здесь было много. Много толстых столбиков, насаженных тут и там, скрепленных меж собой густыми подтеками воска. Пахло горящими фитильками и согретым цветочным маслом.