Когда расцветает опал
Шрифт:
Перешагнув через плоский корень, Глебова остановилась около овальной двери из обожжённой глины и тихо приоткрыла. В комнате разгорался спор.
— Не хочу я больше спать! Не хочу! — повторял детский голос, — я выспался! И хочу рисовать! Я придумал для нас высокий дом!
— За ужином будешь носом клевать, — терпеливо отвечал взрослый, — да и кто днём не спит, тот плохо растёт.
— Но ты не спишь! Почему?
— Так я не маленький, двести лет живу и многим кровь порчу, — послышался раскатистый хохот, — хочешь остаться маленьким?
— Нет! —
Собеседник вздохнул:
— К великому сожалению, это не выход. Насилие порождает насилие. Сделаешь больно кому-то, получишь умноженную боль в ответ.
— Не понимаю.
— Корран, для этого надо вырасти. А, чтобы вырасти, днём надо спать.
— Без мамы грустно, — едва слышно прозвучал голос.
Дальше отмеченная Авитой слушать не стала. Толкнула створку и вошла в спальню. В раскладном кресле сидел черноволосый мальчик и теребил одеяло из лоскутов; рядом на табурете устроился Ильхан тен Хемсворт.
Так решили беглецы. Ни при каких обстоятельствах не оставлять мальчика в одиночестве. Планировать день так, чтобы кто-то постоянно наблюдал за Корраном. Он родился под стихией Моры и вселил в орден ещё больший страх, чем отец. Когда каорри узнали про маленького ворона, вломились в лекарские палаты и едва не растерзали кроху. Чудом Стеллан вырвал младенца, а кайхал раскидал взбешённую толпу. Бой прервало появление послушников и мудрейшего, который под страхом смертной казни запретил прикасаться к ребёнку.
Все эти ужасные минуты Саша лежала на полу, в горячке, из последних сил хватая врагов за ноги и не чувствуя ударов…
Журавлица взъерошила обрезанные до плеч белокурые локоны. Прочь! Прочь дурные мысли. Та ночь осталась в прошлом.
— Я вернулась! — улыбалась дерья, — соскучились?
— Да! — подскочил малыш, — очень!
— Тут кое-кто спать не хочет.
— Интересно, кто же? — деланно удивилась Глебова, — кто этот смельчак?
«Смельчак» мгновенно поник и спрятался под одеяло.
— Кори, я не сержусь, — Саша опустилась на край кресла, — когда я была маленькой, тоже не любила отдыхать. Крутилась с боку на бок, тайком вставала и в куклы играла. Или попугая разговаривать учила. Мама улыбалась и укладывала меня обратно, читала сказки, пока не усну. Иногда она разрешала делать, что хочу.
— Правда? — мальчик выбрался из-под лоскутного укрытия.
— Правда. Пусть у тебя сегодня будет именно такой день, — подмигнула журавлица, — что желает чернокрылый повелитель круглой спальни?
— Быть с тобой! До вечера!
— Что ж, хорошо. Остаток дня проведём в саду. Согласен?
— Согласен! Согласен!
Тен Хемсворт криво ухмылялся:
— Однако, бурная радость. Эту энергию да в широкое русло… — он встал с табурета, — моя помощь нужна?
— Нет, — Саша покачала головой.
— Встретимся вечером, на тренировке, — маг оправил пиджак, тиснённый лентами цвета василька, —
— Спасибо.
Кивнув, кайхал вышел в коридор.
Дерья заправила за ухо короткий локон. Без Ильхана журавлица и ворон бы не выжили в крепи. Точнее, отмеченная Авитой бы сгинула в отсутствие Стеллана. Каорри бы подкараулили в подземных лабиринтах и устроили «несчастный случай». Авторитет верховного и приказ мудрейшего удерживали недовольных от безумных поступков.
Когда Глебова убирала в лекарских палатах или работала в саду, тен Хемсворт присматривал за Корраном. Вечером, он, прямо в спальне, опускал полог тишины и обучал дочь искусству покорения стихий. Как сказал буревестник: «Ты — кайхалла, всё остальное неважно».
Садовница открыла шкаф.
— Итак, что наденем на прогулку?
— Мой любимый!
— Как скажешь.
Дерья взяла с полки аккуратно сложенные рубаху, пояс и брюки оттенка грозовых туч. Вышивка мерцающими перьями украшала ворот и рукава. Соколиные, вороньи, лебединые — Саша придумала и воплотила затейливый орнамент.
Подопечных Авиты и Моры в крепи не любили. Когда Глебова попросила одежду для малыша, каорри отказали. Сослались на вековое правило — соблюдать цвет и элемент покровителя. А, поскольку отмеченных опалом в ордене никогда не было, то и нарядов тоже. Отдали обрезы старого полотна, набор для рукоделия и сказали «сотворить что-нибудь самой».
Так Саша и поступила. Не стала затевать бессмысленные ссоры, а приняла суровые условия игры. Решила, что сделает для сына лучшие вещи. Такие, что послушники будут завидовать и кусать локти от досады. По готовой одежде Глебова кроила лекала и училась шить на грубом тряпье. Распарывала и переделывала, распарывала и переделывала, пока не освоила азы.
Стеллан помогал возлюбленной. Возвращаясь из «командировок», он приносил хорошие ткани, шкатулки с нитками, тесьмой, пуговицами и прочими полезными мелочами. Иной раз среди гостинцев оказывалась обувь, которую старательно берегли.
Правило монохромности Саша отвергла. Шила для отмеченных Морой (старшего и младшего) в чёрных, серых, фиолетовых, синих, зелёных тонах и украшала бусинами, перьями, плетением из лент, затейливой вышивкой. На недовольство каорри отвечала просто: «Не нравится облик, принесите другое. То, что подходит, по вашим законам». Те мгновенно замолкали.
— Пойдём? — спросила Саша, когда застегнула на сыне пиджачок, завязала пояс с кисточками из бахромы.
— Да!
Глебова взяла со стола корзинку, выпустила мальчика в коридор и закрыла дверь на магический замок. Если кто-то посторонний попытается отпереть створку, то обожжёт пальцы, оставив чёткий смолянистый отпечаток. Взглядом дерья скользнула по трём отметинам. Все чужаки, остановленные защитой Моры, были известны. Стражник, послушник и кухарка, уже знакомая шпионка Юлия, под повязками прятали тёмные ладони. И поделом.