Когда риск - это жизнь!
Шрифт:
Бросаем якорь вблизи островов Сувади. К нам приближается рыбачья лодка из Омана, и рыбаки спрашивают нас: «Что ловите?» — «Ничего», — отвечаем мы. — «Что везете?» — «Ничего». — «Что же вы тогда делаете в море?» Я понимаю всю справедливость их удивления. Причина его — совершенно иные, отличные от моих условия жизни и культуры.
Нам передали по радио из Маската, столицы Омана, распоряжение не высаживаться на берег, так как у нас на борту советский гражданин. Затем появилась полиция с проверкой. Убедившись, что наше судно идет под флагом Объединенных Наций, власти разрешили нам войти в порт Маската.
Оказавшись на берегу, первым делом отправляемся на «соук» (рынок) закупить
Хранитель древностей Омана, итальянский археолог Паоло Коста, — родом из Биеллы, и я рад этому знакомству. Тур, Норман, Герман, Тору, Норрис и я едем вместе с ним по суше осматривать древние горы на севере от Маската, где обнаружен храм в форме усеченной ступенчатой пирамиды. Осматривая храм, Тур приходит в необычайное волнение, поскольку подтверждается его теория, согласно которой древние шумеры ходили на своих кораблях от берегов Месопотамии через Ормузский пролив к заморским странам по ту сторону залива. Пирамида — точная копия аналогичных сооружений, строившихся в Месопотамии, Мексике и Перу.
Посещение этого археологического района глубоко взволновало и меня, хотя я не ученый. Вокруг храма сплошные развалины, среди которых выделяется большой круглый резервуар со сложной ирригационной системой, а также укрепления на холмах и многочисленные могильные холмы, относящиеся, по предположениям ученых, к 3000 году до нашей эры. Но самое потрясающее впечатление на нас произвели остатки доисторических медных копей. Древние рудокопы раздробили и сровняли целую гору, превратив ее в ровную местность, покрытую собранным в кучи шлаком, цвета и оттенки которого словно взяты с палитры художника. От необычной горы сохранилась лишь арка на краю гигантской ровной площадки, вероятно оставленная преднамеренно в память о том, что именно здесь рудокопы входили в чрево горы, которую затем полностью срыли в течение веков. Это зрелище побуждает нас вспомнить о многочисленных шумерских надписях, сделанных клинописью на глиняных табличках, в которых говорится о шумерских купцах-мореплавателях, посещавших медную гору в далекой заморской стране на Востоке, именуемой Маган или Макан, откуда их нагруженные медью корабли возвращались, когда наступало лето, в древние месопотамские порты Ура и Урука.
Проведя 8 дней в султанате Омана, мы с помощью 9 длинных весел без всякого буксира выводим «Тигрис» из порта Маската. Покинув пределы порта, поднимаем на мачте большой квадратный парус, и южный ветер несет нас к северу. Хотя мы и удаляемся от берегов, все же идем совсем не в ту сторону, куда намеревались. На следующий день, 13 января, ветер изменился. Теперь он несет «Тигрис» с севера на юг, то есть в направлении, противоположном вчерашнему. Устанавливаем строгий рацион питьевой воды: каждому члену экипажа полагается по литровой фляжке в день. Сижу на борту «Тигриса», опустив ноги в воду; надеюсь таким образом, при помощи йода и солнца, залечить свою рану. На море волнение, вода выглядит сурово.
15 января.
Со вчерашнего дня ветер непрестанно меняет направление. Во все стороны хлещут порывы ветра с дождем. Мы дрейфуем и ждем: либо подует хороший ветер, либо нас вновь прибьет к берегам Омана.
Проводим время за
В отличие от экипажей обеих «Ра», здесь, на «Тигрисе», никто не молится богу. Оба наших мусульманина на «Ра», Абдулла из Чада и Мадани из Марокко, целыми днями молились на крыше каюты, подложив под колени красный коврик. На «Тигрисе» никто не выказывает стремлений беседовать с богом или о боге. Если такое и происходит, то скрытно от других. Лишь в отдельных случаях, когда, например, не удается направить лодку в нужную сторону, раздается по-арабски: «Иншалла».
Норвежский корабль «Бруне» совершает рейс вокруг «Тигриса», его моряки фотографируют нас, после чего корабль уходит своим курсом. В полдень появляется советский корабль «Академик Стечкин», с которого через динамики зовут Юрия Сенкевича, Экипажи всех русских кораблей знают, что на борту «Тигриса» представитель их страны. «Академик Стечкин» останавливается неподалеку, и десяток моряков на красной спасательной шлюпке, похожей на подводную лодку, наносят нам визит. Они снабжают нас минеральной водой, свежим хлебом.
13, 14, 15 января.
Мы в 40 милях от Маската, и не исключено, что вернемся к исходному пункту плавания. Пока что наша ладья находится на маршруте танкеров.
16 января.
Ужасная ночь. Дождь хлещет как из ведра, проникая в рубку вместе с сильнейшими порывами ветра. Нас чуть было не раздавили три огромных корабля. Своими радарами они, разумеется, не могли обнаружить нас. Мы же просто не видели их, ослепленные ночной темнотой и стеной дождя. Правда, нам удавалось расслышать глубокое дыхание турбин приближавшихся металлических чудовищ. Это дыхание становилось все громче, казалось, все вокруг дрожит. Мы же суетились на мостике с электрическими фонариками в руках, освещая парус, чтобы нас заметили.
Нашим рулем очень сложно править, поскольку он с трудом поворачивается в деревянной вилке и набухших от воды канатах. Однако что можно сделать даже при хорошем управлении, дабы избежать столкновения с великаном? Все молча вслушивались в приближающийся рокот его моторов и напряженно ждали. Чудовищная мощность двигатетелей подавляла даже страх. Наконец из темноты возникла усеянная световыми точками гигантская тень, рассекавшая флюоресцирующую воду. Вот она идет прямо на «Тигрис», околдовывая нас, обдавая горячим дымом, и проходит мимо в нескольких метрах от наших бренных жизней. Помнится, я даже разглядел картину на стене одного из освещенных салонов. Показалось на секунду, будто я сам сижу в салоне. Теперь, когда совершенно случайно все осталось позади, могу сказать с уверенностью, что эта ночь была чрезвычайно интересной.
Меня посещают разные мысли — хорошие и плохие. Находясь на ладье, к которой я питаю самую глубокую привязанность и ради которой готов на все, лишь бы она держалась на плаву, мне вдруг случается возненавидеть ее, пожелать, чтобы она развалилась на куски или чтобы я сам перерезал единственный обхватывающий ее спиральный канат, подпилил мостик, мачту или поджег судно… Но вскоре я уже зачищаю шкуркой деревянные углы, ласково поглаживая их. То же самое происходит по отношению к моим товарищам, на которых я изливаю всю сумятицу и недовольство своей души, свои недуги и усталость, будто во всем виноваты они. Впрочем, я тут же вновь к ним присоединяюсь, чтобы чувствовать их локоть.