Когда рухнет плотина

Эдельман Николай

– И на посту эти два кореша явились, Михалыч с Серегой, - продолжил он, кивая в сторону правого окна.
– Чечена, значит, ловить надо.

– Ну и послал бы их, - мрачно пробурчал Андрюха.
– Полон детей грузовик. А если тот отстреливаться будет?

– Не могу. Михалыч - сосед мой, из Бирюсинска, вместе с ним рыбачим. Сердит он больно на этих черных. Осенью поехал в Светлоярск картошку продавать, только к рынку подъехал, там хачики эти - "берем все по рублю". А он по полтора, то есть по тыще пятьсот по-старому, собирался торговать. Отказался, короче. Ну, встал на место, эти являются, человек десять. "Пошли

поговорим". Окружили его - как не пойти. Завели между фурами и отметелили. А заодно всю картошку рассыпали, да ещё стекло в "жигуле" выбили. Ну вот, ни денег, ни картошки, только харя разбита.

– А я тебе вот что скажу, - пробасил Андрюха.
– Это Барабанова работа - насчет ГЭС. Он нанял террористов, чтобы выборы сорвать.

– Да выборы и так оказались сорваны, ещё до того, как она рухнула! сказал я.

– Ну, он заранее не мог знать. А бомба уже была подложена, и часы запущены.

– Да вы чего!
– воскликнул шофер.
– Андрюх! Какого Барабанова? Его убили ночью. Не слыхал, что ли? По радио говорили.

– Как убили?!
– теперь настала моя очередь удивляться.

– Вот так. Позвали его в сауну... с телками... Эта банда, Дельфинов с компанией - мириться, типа, будем. А там - не телки, а лбы с "калашами". Так что у нас теперь губернатором генерал Орел. Порядок будет!

– Только Светлоярска не будет, - заметил я. Вроде все сходилось. Ведь вчера мне сказали, что Барабанов отправился в сауну... Правда, в том бардаке, который начался с утра, могут распространяться какие угодно слухи...

– Столица будет в "Девятке", - заявил шофер.
– Там же и генерала Орла штаб. Сам увидишь.

– Ох-х...
– прошипел я сквозь зубы.
– Лучше бы мне туда не соваться... Я у Орла в черном списке.

– А, не переживай! Спрячем! Посидишь где-нибудь, пока не утрясется. Хочешь, к себе на дачу отвезу? Самогона - полный погреб! Картошка, грибки соленые, все как у людей!

– Мне бы в город надо... Жена там осталась.

– Ну, друг, даже и не знаю, кто тебя возьмется в город везти. Там, говорят, резня сплошная, кровищи по колено. Ты и этого не знаешь?

– Знаю. Как же, своими глазами наблюдал.

– Ты его, дядь Сень, не уговаривай, - сказал Андрюха.
– Он же журналист. Сам знаешь, им туда и надо, где погорячей. А в Чечне вы были? спросил он меня.

– Нет, в Чечне - нет.

– Тут у нас похлеще Чечни будет, - сказал шофер.
– Только там нашим вставили, а тут мы черным жопы надерем.

– Ага, и заодно друг другу, - суровый Андрюха, похоже, отличался рассудительностью.

– Генерал Орел порядок наведет! У него омон, танки, все схвачено.

Метель опять разыгралась. Снежные струи неслись прямо на лобовое стекло, от колеи остались только два еле заметных углубления в белом покрове, и без того слабый дневной свет совершенно померк, на мир наползли странные фиолетовые сумерки. Грузовик урчал, меся колесами сугробы. Серега, стоявший на подножке, не выдержал, постучал в дверь.

Он засунул в кабину голову, всю облепленную мокрым снегом, и завопил, перекрикивая вой ворвавшегося вместе с ним в дверь бурана:

– А ну его нахер! Все равно ни хрена не видно! Полезу в кузов!

– Давай, если место найдешь, - отозвался шофер.
– Там все и так друг на друге сидят. Да закрывай дверь, метет ведь! Что, вот так бы сейчас и брел, - сказал он мне.
– Повезло тебе,

да? Можно ради этого разок по шее получить?

По каким приметам он находил дорогу, мне было неведомо. Свет фар рассеивался на ближайших, мечущихся в порывах ветра, снежинках. Вдруг мне показалось, что спереди, сквозь свист метели, пробивается какой-то рев. Затем в сумраке возникло яркое пятно, и вместе с ним - надвигающаяся на нас темная громада.

Шофер остановил машину, помигал дальним светом, но темное пятно двигалось прежним курсом.

– Что делает, урод, что делает!
– воскликнул шофер и прижал ладонью кнопку гудка. Пронзительный непрерывный сигнал понесся в пространство, а вместе с ним снова завопил притихший было ребенок. В кузове раздался какой-то громкий хлопок. Затем в кабину настойчиво застучали, но нам было не до того.

Из метели вынырнула и остановилась в каком-то метре от грузовика острая морда бронетранспортера. Его прожектор бил нам прямо в глаза.

Шофер, многоэтажно матеря встречного водителя, полез наружу. Я прикрыл глаза ладонью. Из кузова продолжали молотить, ребенок уже заходился в крике.

Навстречу нашему шоферу по снегу пробирался военный в десантном комбинезоне. Они встретились ровно между машинами, и десантник заорал на нашего дядю Сеню, но его слов за метелью, ревом моторов и детским криком было не разобрать. Потом к нему присоединились двое других десантников, с автоматами. Все они вчетвером направились в обход грузовика к заднему борту, по пути один из солдат встал на подножку, распахнул дверь, заглянул в кабину и, не сказав ни слова, бросился догонять своих.

– Чего у них там...
– пробормотал я и стал надевать ботинки. Но тут вернулся дядя Сеня.

– Дожили, - буркнул он, отряхивая снег.
– Одна тетка разумом подвинулась. Это та, что про воду все бормотала. Вырвала двустволку и в упор перед собой шарахнула. Дела!

Мимо машины в сторону бронетранспортера пробежал один из солдат. Я вслед за дядей Сеней выскочил наружу.

Да, это была такая метель, какая заносит путников в степи. Напор ветра тут же заставил меня согнуться почти вдвое, потоки колючих холодных шариков, как проволокой, хлестали по открытым участкам кожи, морозные иглы залезали во все отверстия в одежде, какие только могли найти.

– Зря вылез!
– закричал дядя Сеня.
– Ухи отморозишь!

– Только погляжу. Что за вояки? Откуда?

– Из "Девятки" колонна. В Бирюсинск. Я им - "мост рухнул", а майор "у нас приказ". Ну, против приказа не попрешь. А баба эта типа психанула от ребенка. Хотела в него попасть, а попала в мать. У той тоже мамаша, тут же на эту набросилась, волосы ей рвать, короче, уже двоих буйных вязать надо.

Мы оказались у заднего борта. Беженцы суетились, трясущимися руками вытаскивая из кузова раненую девушку - мать ребенка - и передавая её стоявшим внизу солдатам. Я всегда поражался удивительной текучести крови, её способности разбрызгиваться и пачкать все вокруг. Кровью были перемазаны с ног до головы те, кто подавал девушку из кузова. Среди них был Серега тот, кого я очень ловко обезвредил сосновой веткой, и который потом ехал на подножке. Сейчас его лицо под кровавыми брызгами было белее снега. Ребенок продолжал орать, лишь ненадолго умолкая, чтобы набрать воздуха для очередной рулады, и в паузах становились слышны беспорядочные угрозы и проклятия, выкрикиваемые охрипшим голосом.