Когда сбываются мечты
Шрифт:
— Нет. Он повернул дело так, будто я обвиняю Дэниса, чтобы оправдать свой роман с Броди. Мне нужны доказательства. Как их достать?
— Мы их найдем. Наймем Моргана Хаузера. Он частный следователь и знает свое дело. Это легко. Гораздо сложнее доказать, что их связь началась задолго до того, как вы расстались, хотя это очень бы нам помогло.
У меня сердце сжималось, когда я представляла Дэниса в постели с другой женщиной. Сейчас или раньше, значения не имело.
Вероятно, Кармен верно истолковала мое молчание, потому что произнесла уже более осторожно:
—
Но какое-никакое, а слушание все же должно было состояться. У меня поднялось настроение.
— Когда?
— В четверг в десять утра.
— Я буду там.
— А чуть позже, в этот же день, я назначила встречу с Артуром Хейбером, чтобы выяснить, каковы условия Дэниса. И доказательство его неверности послужит хорошим козырем для нас.
Предъявление подобных доказательств попахивало шантажом. Да, Дэнис вел себя со мной подобным образом, и меня возмущало, что приходилось опускаться до его уровня. Но я была вынуждена вести себя вопреки своим убеждениям и привычкам.
Какая ирония! Я всегда была мирным, уравновешенным и оптимистичным человеком. И вдруг впервые в жизни обнаружила, что, оказывается, склонна к мгновенным вспышкам ярости, нервным потрясениям, приступам отчаяния и страха. Меня обвинили в том, что мне было не свойственно, и тем самым превратили в того, кем я никогда не являлась. Это так же несправедливо, как и все это опекунство!
Опекунство. Вот что главное.
— Звоните Моргану, — попросила я Кармен. — Посмотрим, что он сможет найти.
Я мгновенно принимала любое решение, когда дело касалось детей.
Эта мысль оказалась пророческой. Едва я успела принять ванну и лечь в постель, окончательно измученная разговорами с Роной и Конни, которые непрерывно бранили друг друга, как раздался телефонный звонок. Дэнис сообщил мне, что Джонни заболел и ему не хотелось бы беспокоить Элизабет так поздно, а сам он совершенно не представляет, что делать с сыном.
Зато я знала. Я быстро оделась и поехала домой.
Глава десятая
Я вошла, бросила пальто прямо на ступеньки поверх разбросанных там обложек от школьных учебников, кроссовок и белья, приготовленного для стирки, и побежала наверх. Дэнис как раз выходил из комнаты Джонни, когда я подошла к двери.
— Его вырвало после обеда. И рвет до сих пор.
Я и сама уже почувствовала неприятный запах, как только вошла в комнату. Джонни лежал прямо на голом матрасе, завернувшись в покрывало и поджав под себя ноги. Чехол от матраса, простыни и стеганое одеяло лежали кучей на полу.
— Здравствуй, мой милый, — ласково проговорила я. У меня сжалось сердце, когда я присела на край кровати рядом с ним. Он был моим первенцем, моим самым любимым человечком в течение двух лет, пока не родилась Кикит, и обладал
Моля Бога, чтобы сын снова не отвернулся от меня, как во время последней нашей встречи, я дотронулась до его лица. Его щеки и лоб пылали.
ѕ Очень плохо себя чувствуешь?
Джонни кивнул и съежился еще сильнее.
— Я не смог сегодня вовремя принять ванну.
— Это ничего, все хорошо. — Я осторожно вынула его ручонку из-под покрывала. На нем были только одни трусики. Наверное, пижама тоже валялась на полу в общей куче. — У тебя что-нибудь болит?
— Я не знал, что со мной произойдет такое, — заплакал Джонни. — Я проснулся и почувствовал себя ужасно, а потом все началось. Я пытался удержаться, но у меня не получилось.
Я погладила его влажные волосы и откинула спадавшие на глаза пряди.
— Тише. Я не сержусь.
— Но тебе пришлось проделать такой путь, чтобы приехать сюда.
Его голос сейчас вообще не напоминал голос будущего мужчины. Он выглядел маленьким больным испуганным мальчиком.
Я и сама почувствовала себя больной и испуганной при мысли, что мой девятилетний сын вообразил, будто я безумно недовольна, что мне придется теперь ухаживать за ним. Я испугалась, потому что на себе испытала, как тяжело ощущать, что ты кому-то в тягость. Большую часть моего детства мама возвращалась домой с работы, мечтая об одиночестве и тишине. Я помню, как мне хотелось спросить ее о чем-то, что-то ей показать, но я не осмеливалась, опасаясь, что она рассердится. И я поклялась, что мои дети никогда не испытают ничего подобного. И они знали это. Всегда. До сегодняшнего дня.
Я еще сильнее сжала руку Джонни.
— Что ты! Я очень хотела приехать. Меня никто не вынуждал, Джонни. Я примчалась сюда сразу же, как позвонил папа. Скажи, что у тебя болит.
— TOC \o «1–5» \h \z Все.
— Ничего конкретно, просто боль по всему телу?
— Угу.
— В школе уже началась эпидемия гриппа?
— Угу.
— Тебя все еще тошнит?
— Угу.
Дэнис стоял в дверях. Его спутанные волосы и мятая рубашка могли бы свидетельствовать о беспокойстве за ребенка, если бы не упертые в бока руки и не раздраженное выражение лица. Интересно, что его бесило сильнее — болезнь Джонни или мое присутствие, хотя в данный момент это волновало меня в последнюю очередь.
— Ты ему давал что-нибудь, аспирин, воду? — спросила я.
— Нет. Я достал аспирин, но он не захотел его пить.
— В желудке еще что-нибудь осталось?
— Не должно, если учесть, сколько из него вышло.
— Я не нарочно, — запротестовал Джонни.
Я начала растирать ему шею.
— Папа знает. Он не злится, он просто сильно расстроен из-за твоей болезни. Ты его здорово напугал. Для него все это ново. Нам надо относиться к нему терпеливее. Знаешь, чхо тебе сейчас поможет? Горячая ванна. А пока ты будешь ее принимать, я смогу постелить тебе свежее белье. Ну как?