Когда смоковница приносит плоды. История 1
Шрифт:
Тованский же король, ещё несколько мгновений назад твердо уверенный в своем непогрешимом величии, завыл от объявшего его ужаса и бросился в дворцовые покои. Бледный от испуга садовник тут же поспешил последовать его примеру.
Однако смех горы продолжался недолго. Через четверть часа в восточной стране вновь воцарился привычный покой.
Нужно заметить, что к крайнему удивлению всей дворцовой челяди, случай этот вовсе не произвел должного впечатления на короля. На следующее же утро владыка опять вышел к горе и вместо того, чтобы отвесить грозной вершине глубокий поклон, дерзко погрозил ей и теснящимся на её просторах
Но фиги лишь игриво помахали ему своими изящными ветками. Выждав ещё три дня и не получив заветных плодов, король снова послал за садовником.
– Раз эти бездельницы осмеливаются дерзить королю, их необходимо немедленно вырубить, – провизжал с порога владыка.
– Мой повелитель, но вы забыли, что они являются главным украшением нашей горы! – попытался снова вразумить государя главный хранитель жизней королевский растений.
– Ты говоришь украшением? Пусть тогда будут главным её позором! – прогорланил властелин мира и тут же, хитро прищурив глаза, произнес уже тихим, почти подобострастным голосом, – а ведь ты прав, ты прав, мой дорогой. Какой же ты умница! Ведь смерть для этих лентяек – слишком простое занятие. Мы должны уничтожить их красоту, чтобы все: и я, и ты, и мои потомки, – все видели, до чего же может довести непокорность королевской воле. Придумай же, придумай же, мой милый, такое средство, благодаря которому их красота навечно канет в лету.
И в глазах правителя Товании появился безумный восторженный огонек. Он словно сейчас же представил, насколько чудовищными станут смоковницы после осуществления его задумки, и от этого в сердце его снова проскользнула мятежная гордыня.
Бедный же садовник весь день был вне себя от чувства глубокой жалости к ни в чем не повинным деревьям. Но тот же трепетный животный страх, который внушал одним лишь своим видом король, заставил его вечером того же дня набрать в мешок сыпучий песочный яд и отправиться вместе с двенадцатью своими помощниками к горе.
Приблизившись вплотную к дворцовой гостье, он осторожно ещё раз окинул взглядом красивые, полные жизни смоковницы, облеченные в пышные зеленолиственные наряды. Только почему-то на этот раз цветущий вид их не вызвал у садовника восхищения. Напротив, их горделивые бесплодные ветви, которыми они так привыкли любоваться на ветру, чем-то напомнили ему белоснежные руки его величества, всегда так безжалостно расправляющиеся со своими неверными подданными.
Быстро зачерпнул он из мешка маленькую горсточку яда и бросил в самую ближайшую фигу. Тотчас же её прекрасный коричневый стан покрылся сухой безобразной коркой, а сочные листья превратились в сухие развалины.
По прошествии часа от великолепнейшей из земных долин осталось одно лишь грустное эхо.
Вечером этого же дня восточный повелитель почувствовал неведомую ему доселе телесную слабость. Весь следующий день он пролежал почти без движения в своей огромной холодной спальне и только к ужину решился наконец выйти в тронный зал, где его уже поджидали озадаченные слуги.
Все последующие месяцы король также провел в кровати. Некогда прекрасно выделанная крепкая фигура владыки, бывшая всегда его гордостью, буквально растаяла на глазах. И в скором времени из беспрестанно цветущего властелина мира он превратился в дряблого согбенного старика. Его тело стало настолько худым и безжизненным, что напоминало теперь одну
Самые верные из царских слуг рассказывали потом, что владыка в последние несколько дней своего правления стал неизъяснимо учтив и добр к ранее гонимой им челяди и даже распорядился выдать из своей сокровищницы каждому дворцовому жителю по тридцать золотых талантов.
Более того, неожиданно для всех он вдруг вспомнил о покойном старшем камергере, безжалостно погубленном его величием, а точнее, о его испорченном произведении. Дышащий в уста смерти правитель приказал своим скороходам отправиться в книжные лавки Товании и забрать оттуда последнее творение писателя-горемыки. Все добытые книги владыка велел сложить на самой вершине горы и предать огню.
Уже в самый день смерти король внезапно встал со своего огромного дубового ложа, устланного белыми, как сама смерть, простынями и, опираясь на толстую слоновую трость, вновь вышел навстречу к смоковницам. Их уныло-засохший вид, с которым они смотрели на каждого подходящего к горе человека, вызывал одну лишь горькую жалость. Вот и владыка, едва взглянув на некогда цветущие фиги, тут же разразился громким удушающим гордыню плачем.
– Как же это чу-чудесно, – всхлипывая на каждом звуке простонал он тайному собеседнику, которым по всей видимости, мог быть только ушедший в небытие старший камергер, – как же это все-таки чудесно, когда смоковница приносит плоды.
Он обернулся к своему огромному великолепному дворцу, стены которого были выделаны из тончайшего испанского золота, к своим бескрайним владениям, простирающимся на все четыре стороны света. И если раньше это видимое свидетельство собственного величия наполняло его существо неукротимой жгучей гордостью, то теперь огромные земли, устланные человеческими костями, вызывали в нем лишь чувство глубокого отвращения.
– Когда смоковница приносит плоды…, – повторил смиренно король и захромал обратно в глухую открытую пасть золотого дома.
Через три часа владыка находился уже в сколоченном наспех алмазном гробу. Теперь он был лишь бледным, высохшим одиноким стариком, уныло лежащим среди несметных сокровищ и покорнейших слуг, которых он уже не мог взять с собой.
***
На смену Первому королю в скором времени пришел гонимый им когда-то наследник, который так же, как и его отец, был нестерпимо жестокий к миру. Второй владыка, для которого засохший сад родителя стал в одночасье символом проклятия, не захотел жить по соседству с горой. В первый же день восшествия на престол он велел построить новый царский дворец подальше от Зеленой долины, а прежний приказал сравнять с землей.
Что же касается горы, где обитали по-прежнему бесплодные засохшие фиги, то в очень скором времени она превратилась в место захоронения самых гадких отходов. Там, где когда-то стоял дворец, образовалась маленькая фермерская деревушка. Жители её каждый день безжалостно выливали целые ведра помоев на ветви и без того безобразных смоковниц, пока они окончательно не скрылись под грудой самых невыносимых отбросов.
И забыли жители Товании о Первом короле и о его дивных смоковницах. Ведь, как известно, людскому уму свойственно вспоминать только очень хорошее, или же, напротив, ужасно плохое. А о тех, кто не оставил после себя ни худых, ни добрых плодов, забывают на вечные веки.