Когда стало немножко теплее
Шрифт:
Сегодня я тоже отхожу в сторону и смотрю, как ведут себя возле театра. Если бы в кассе были свободные билеты, людям хотелось бы на спектакль гораздо меньше или не хотелось бы совсем.
Ко мне подошла блондинка в белом пальто и таинственно спросила:
– Можно вас на минуточку?
– Можно, - согласилась я и пошла за ней следом. Я не понимала, куда она меня ведет и с какой целью. Может быть, это была блондинка Петрова и ей совестно смотреть мне в лицо?
Блондинка тем временем остановилась и достала из лакированной
– Продаете?
– догадалась я.
У меня в кармане было семь копеек - ровно на пачку соли.
– Отдаю, - поправила меня блондинка.
– Почему?
– Он мне даром достался.
– А почему мне, а не им?
– Я кивнула в сторону дышащей толпы.
– Боюсь, - созналась блондинка.
– Растерзают.
Я обрадовалась и не знала, как приличнее: скрыть радость или, наоборот, обнаружить.
– Вам правда не жалко?
– Правда. Я вечером посмотрю в лучшем составе.
– Тогда спасибо, - поблагодарила я, обнаруживая радость одними глазами, как собака.
Мы улыбнулись друг другу и разошлись довольные: я тем, что пойду в театр, а она тем, что не пойдет.
Есть зрители неблагодарные: им что ни покажи - все плохо. Я - благодарный зритель. Мне что ни покажи - все хорошо.
Мои реакции совпадают с реакцией зала, просто они ярче проявлены. Если в зале призадумываются - я плачу, а если улыбаются - хохочу.
Мне все сегодня нравится безоговорочно: пьеса, которая ни про что, артисты, которые изо всех сил стараются играть не хуже основного состава. Может быть, у них в зале знакомые или родственники и они стараются для них.
Мой сосед справа похож на молодого Ива Монтана - тот современный тип внешности, о котором можно сказать: «уродливый красавец» или «красивый урод». Он не особенно удачно задуман природой, но точно и тщательно выполнен: точная форма головы, вытянутая шея, вытянутые пальцы, вытянутая спина. Все вытянуто ровно настолько, насколько положено, ни сантиметра лишнего. Хорошо бы он на мне женился.
Спектакль окончился традиционно. Зло было наказано, а справедливость восторжествовала.
Так должны заканчиваться все спектакли, все книги и все жизни. Необходимая традиционность.
Я не люблю выходить из театра, не люблю антрактов - вообще мне не нравится быть на людях. На людях хорошо себя чувствуют начинающие знаменитости - все на них оглядываются и подталкивают друг друга локтями. А когда ты идешь и тебя никто не замечает, появляется ощущение, что ты необязательна.
– Девушка, извините, пожалуйста...
– Кто-то меня все-таки заметил. Я обернулась и увидела Ива Монтана. «Сейчас спросит, где Третьяковская галерея», - догадалась я.
– Где вы взяли ваш билет?
– спросил Ив Монтан.
– Мне его подарили.
– Кто?
– Блондинка.
– Я хотела добавить «красивая», но передумала.
– Она еще что-нибудь говорила?
– Да. Она сказала,
Что ж, может быть, блондинка не любит уродливых красавцев, а предпочитает красивых красавцев или уродливых уродов. Чистота стиля.
Мы вышли на улицу. Весь июль и первую половину августа шли дожди. А так как природа все уравновешивает, то на вторую половину пришлась вся жара, причитающаяся лету. Было так душно, что плавился асфальт.
– А как отсюда добраться до Третьяковки?
– поинтересовался Ив Монтан.
«Наконец-то дождалась», - с удовлетворением думала я.
– Вы приезжий?
Все, кто приезжает в Москву из других городов, сейчас же бегут в Большой театр или в Третьяковскую галерею, даже если это им совершенно неинтересно.
– Приезжий, - сознался Ив Монтан.
– Откуда?
Я думала, он скажет «из Парижа».
– Из Средней Азии, - сказал Ив Монтан.
– А зачем вам Третьяковка? Вы любите живопись?
– Нет. Я хожу смотреть туда одну картину, «Христос в пустыне».
– Крамской, - вспомнила я.
– Наверное. Там Христос сидит на камне, а я перед ним на диванчике. В такой же позе. Посидим вместе час-другой, начинаем думать об одном и том же.
– О чем?
– Так. О себе, о других.
– А о ком вы думаете лучше - о себе или о других?
– Конечно, о себе. Вам в какую сторону?
– Мне все равно, - сказала я. Мне действительно было совершенно безразлично.
Мы смешались с толпой и пошли в непонятном для себя направлении. Может быть, у Ива Монтана тоже было развито стадное чувство.
– Нравится вам Москва?
Этот вопрос обязательно задают иностранцам, а иностранцы обязательно отвечают, что больше всего им понравились простые люди.
– Город - это прежде всего люди, - ответил Ив Монтан. Он держался как иностранец на Центральном телевидении.
– Я люблю тех, кто меня любит. В Москве меня не любят. Поэтому мне больше нравится Киев.
– Мещанский город!
– высокомерно сказала я.
В Киеве живет моя родственница - настоящая мещанка. Когда я приезжала к ней на каникулы - заставляла меня наряжаться на базар.
– Мещане в свое время умели жить медленно и внимательно, - сказал Ив Монтан.
– Сейчас этого не умеют. Все торопятся. А зачем?
– Чтобы успеть на свой поезд. В долгую счастливую жизнь.
– Когда торопишься, быстро устаешь. А чтобы жить долго, надо совсем другое.
– Что же надо?
– Заниматься спортом. Плавать.
– И все?
– разочарованно спросила я.
– Вам мало?
– Конечно. Кроме спорта, существуют наука, искусство, политика...
– Спорт - это и наука, и искусство, и политика. В борьбе побеждает сильнейший, в беге быстрейший. Красиво дерутся, красиво бегут. Судят беспристрастные судьи. Выигранное соревнование - это мгновение плюс жизнь.