Когда тени вернутся
Шрифт:
– Тебя секут здесь? – удивилась девушка.
– Еще как! Бывает, на спине потом неделю не могу спать, —
мальчишечья слеза скатилась у него по щеке.
– А хозяин – твой отец?
– Нет, вы что! Слава Юпитеру, нет!
– Из твоего рода? – допытывалась Лаура.
– Мой род далеко отсюда, на западе, – глядя в пол, ответил мальчик. – Я предпочитаю о нем не вспоминать, а то потом плачу, оплакивая дом, родителей, маму… и плохо работаю. Отчего мне, опять попадает. А от этого я снова вспоминаю дом, где был единственным сыном в семье. Меня любили, как нигде, как никто, – заплетающимся языком затараторил он, – но и я любил, боготворил маму, помогал отцу во всем. И в охоте, и в хозяйстве. Вы не смотрите,
– И как так вышло?
– Римляне, – не дал ей закончить вопрос мальчик, – они забрали многих с нашего племени в качестве заложников. Но нечестный чиновник продал меня, проигравшись в кости! Так он закрыл свой дом, а я оказался в рабстве! Но видно – такова моя судьба!
– Не печалься, – обняла его Лаура, – а главное, не падай духом! Если сдашься и обмякнешь, то никогда не выберешься через колодец свободы! Так и будешь всю жизнь прозябать в полутьме пещер.
Мальчик отстранился от нее, посмотрел с горечью в глазах, как смотрят на людей помешанных или больных рассудком, и пошел своей дорогой.
– Извините, мне пора работать, – сказал он на прощание.
– Погоди. А где Аврора, моя спутница?
Он оглянулся, точно соображая, говорить или нет.
– Ах, ваша госпожа… Она отправилась в городские термы, сказала, что вернется после обеда.
– Да? – удивилась Лаура. – Хотя она говорила, что собиралась. Что ж, спасибо.
Но мальчик уже бежал по ступенькам на первый этаж, к хозяину, за новыми распоряжениями.
Лаура в волнении ходила по комнате. Сундук с запасными вещами Авроры стоял на самом виду рядом с ее кроватью. Белоснежная стола с сиреневой каймой так и говорила "одень меня". Девушка недолго колебалась – а вы бы устояли против соблазна облачиться в наряд, который заведомо не могли получить? Курносый нос Лауры задорно выписывал в воздухе эллиптические фигуры, рыжие локоны кружились, обжигая серую действительность. Несколько украшений со столика Авроры, ожерелья, кольца, – и вот ничто, кроме акцента, не выдавало происхождения. Подпоясав грудь широким поясом, Лаура закрутилась, взяв со столика маленькое отполированное бронзовое зеркальце. Кружась, она на какое-то мгновение позабыла обо всем на свете, любуясь своей женственностью и красотой. После долгой борьбы за выживание, после пещерного быта, девушка с упоением открывала новые, прежде невиданные грани жизни.
В первый день она напрочь позабыла обо всем, гуляла по тенистым улочкам, бродила по открытым площадям, слушала голоса, новости, впитывала с жадностью мимолетные фразы, интонации, манеру общения прохожих. На местном рынке купила редьку, морковку, огурцы и черный хлеб из муки грубого помола. Под вечер с трудом добралась до постоялого двора: около часа петляла, пока крепкая память вывела на нужную улицу. В таверне на первом этаже небольшая группа местных рабочих устало бросали кости. Как видно, доигрывали последнюю партию. Лаура тихонько прокралась за ними и поднялась на второй этаж. Наконец, комната, наконец, долгожданный отдых! За окном кусочек луны утонул в мешках дремавших туч. Аврора безмятежно спала. Лаура выдохнула: червячок совести клевал внутри – "как-то она отреагирует на то, что она без спроса взяла ее вещи?" Довольная девушка разложила по местам позаимствованное и нырнула в свою кровать. Сон не заставил долго ждать.
На утро она не обнаружила римлянку и развела руками. Оказалось, что та куда-то ушла еще до восхода солнца. "Эта римлянка продолжает меня удивлять, – подумала про себя Лаура. – Впрочем, теперь мне ничто не мешает повторить вчерашний день!" Калейдоскоп лиц, оживленных улиц, базилик, портиков, языческих храмов, которые перестраивали на новый лад, латинских церквей, куда после указа Феодосия в 394 году о признании христианства единственно верной государственной религией стекался
В одно такое погожее утро Лаура отправилась в самый центр города. Знакомые силуэты церквей с колоннами и куполами перемежались с городскими инсулами, кирпич которых золотился в лучах утреннего солнца, мощенные улочки тянулись строгими линиями, по которым маршировали ветераны римской армии вперемешку с более многочисленными отрядами готских наемников, которые своей разношерстной одеждой и поведением выбивались из "правильности" и геометрии окружающей среды.
Лаура, как обычно, заглядывалась на всех и все, что встречалось по пути. Вот с окна на третьем этаже дома в узеньком переулке выплеснули какую-то жидкость вниз. Пара прохожих, мужчина и женщина, вовремя успели отскочить в сторону. За словами они не полезли в складки туник. С третьего этажа донесся визгливый, причитающий голос и плач ребенка. Вот пара вигилов, городских полицейских, тянула за руки и волосы сопротивляющегося бродягу в ближайшую караульню. А тут писарь перебежал улицу, едва не попав под лошадь проезжающего всадника. Последний недовольно дернул рукой, плащ его на миг взметнулся в воздух, точно крыло возмущенного орла.
Лаура и сама не заметила, как очутилась на широкой площади, с одной стороны уходящей в густой кипарисовый сад, а с другой – через десятки караулен, башенок и ворот, копий солдат и плюмажей городских центурионов, отдающих приказы подчиненным, – к величественному дворцу, резиденции императора Гонория. Лаура безошибочно поняла это по тому средоточию власти и могущества, от которого сам воздух в присутствии вершителей судеб, кажется, становится иным.
– А правитель во дворце? – спросила девушка у проходившего мимо готского солдата.
– Император Гонорий и не покидал его! – уверенно отрапортовал служивый.
– Да нет же. Я имела в виду Флавия Стилихона!
– А… – во всю ширину зубов улыбнулся мужчина. – Вы имеете в виду нашего великого полководца! Нашего отца! Не смотрите, что он вандал, а я – гот! Все мы одной германской крови! И постоим друг за друга! Слава богу, что он с нами! Все мы служим Риму, но местные до сих пор смотрят на нас косо, точно мы какие-то грабители и разбойники!
– Почему? – полюбопытстовала девушка.
– Ну как? Такая знатная римлянка – и не знает? – удивился гот, ведь Лаура была в прекрасном одеянии Авроры и с украшениями, и даже белилами воспользовалась на свой страх и риск. – Два года назад наш настоящий правитель (а сколько лет и крови он отдал!) Флавий Стилихон поехал в Иллирию на встречу с королем вестготов Аларихом и привез ему богатые дары! Среди них был и изготовленный лучшими римскими мастерами готский меч!
– Каково! – только и воскликнула Лаура, оценив в воображении щедрый дар.
– Вот не знал, что такие дамы могут оценить по достоинству, да, – причмокнул гот, – и они обнялись, а Стилихон, вручив меч, так и сказал: "Для защиты Рима!"
За их спиной раздалось громогласное:
– Стилихон – предатель!
Гот возмущенно обернулся.
– Кто тут опять повторяет эти гнусные слухи, распускаемые придворными льстецами и лжецами? Опять ты, Гай?
– Я и еще раз я, Алат!
Подошедший солдат в lorica hamata – кольчужном доспехе римского легионера – толкнул, словно ненароком, плечом Алата. Последний вспыхнул, как отблески солнца на кирпичных стенах караульной башни, – смесью полчищ рыжих муравьев в пшеничном поле.