Шрифт:
Алан Александр Милн
Когда-то, давным-давно
Глава 1
Короля Евралии осаждают незваные гости
Король Евралии Веселунг завтракал на свежем воздухе - на башне своего замка. Он снял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Сам-то он был человеком непритязательным, но если у вас имеется тетушка, которая совсем недавно научилась превращать все, к чему она ни прикоснется, в золото, было бы жестоко не позволять ей время от времени слегка попрактиковаться. В те давние годы еще не придумали столь невинных занятий, как выпиливание лобзиком.
– А-а, -
– Он протянул руку за салфеткой, но принцесса уже успела легко коснуться губами макушки отца и усаживалась за стол напротив него.
– Доброе утро, отец. Я, наверное, немного опоздала? Ездила верхом в лесу.
– Как насчет приключений?
– небрежно осведомился король.
– Ничего особенного, если, конечно, не считать приключением такое замечательное утро.
– Да-а, страна нынче уж не та. Вот во времена моей юности... В лес просто войти нельзя было - что ни шаг, то приключение. Каких только чудес там не водилось! Великаны, карлики, ведьмы...
– Он помолчал и прибавил задумчиво: - В лесу я впервые увидел твою мать...
– Жалко, что я совсем не помню мамы, - сказала Гиацинта.
Король поперхнулся и встревоженно взглянул на дочь.
– Уж семнадцать лет, как она умерла. Тебе, Гиацинта, было тогда всего шесть месяцев. Знаешь, в последнее время мне часто приходит в голову, что я совершил ошибку, лишив тебя материнской ласки.
– Но, дорогой, ты же не виноват, что мама умерла!
– Нет, нет, я не о том... Королеву похитил дракон... Но, подумай, ведь я, - и он смущенно опустил глаза, - я мог бы жениться снова.
Принцесса удивилась.
– На ком?
Веселунг сосредоточенно изучал дно своего кубка.
– Ну, - наконец выдавил он из себя, - бывают же люди...
– Пожалуй, если бы ты тогда встретил кого-нибудь очень милого, неуверенно произнесла принцесса, - это было бы неплохо.
Король с серьезным видом разглядывал рисунок на кубке, словно видел его в первый раз в жизни.
– Но почему "тогда"? Гиацинта удивилась еще больше.
– Ведь я уже выросла и теперь не так нуждаюсь в материнской ласке.
Веселунг перевернул кубок и посмотрел на него снизу.
– Нежная... ээ... рука матери... ээ... никогда...
И тут произошло нечто поразительное.
Всему виной был подарок, полученный королем Бародии в день рождения и представлявший из себя не что иное, как пару семимильных башмаков. Будучи человеком, обремененным делами, король долго не находил свободного времени, чтобы испытать обновку. Но за столом он говорил только о своих башмаках и каждый вечер, перед отходом ко сну, собственноручно начищал их до блеска. Когда наконец великий день настал, он снисходительно выслушал озабоченные напутствия жены и прочих членов королевского семейства, сделал вид, что не замечает множества любопытных носов, прижатых ко всем оконным стеклам верхних этажей дворца, и торжественно отчалил.
Как вам, возможно, известно, ощущение полета лишь поначалу немного пугает - потом, когда привыкаешь, оно становится захватывающим и часто заставляет человека терять голову. Вот и король Бародии уже успел преодолеть более двух тысяч миль, прежде чем спохватился, что так недолго и заблудиться. Его опасения полностью подтвердились, и остаток дня он провел, порхая туда-сюда по всей стране. Лишь по
Разумеется, это приключение послужило ему хорошим уроком. Он решил, что в дальнейшем станет перемещаться лишь по строго определенному маршруту, плавно перелетая от одной вехи к другой.
Придворные географы получили задание разметить удобную трассу для королевского моциона длиной примерно в триста миль (десять раз туда и обратно перед завтраком). Король назначил себе недельный перерыв для восстановления физических и душевных сил, а потом приступил к ежеутренним упражнениям.
Королевство Евралия примыкало к Бародии, но, в отличие от равнинной Бародии, Евралия была страной холмов. Поэтому вполне понятно, что в поисках естественных вех географы обратили взоры к Евралии, и именно над Евралией в тот самый час, когда наступало время завтрака в хижинах, равно как и во дворцах, взмывал в поднебесье король Бародии - взмывал и опускался, снова взмывал и снова опускался.
– Нежная... ээ... рука матери...
– сказал король Евралии Веселунг, - ээ... никогда... Боже мой, что это?!
Какой-то предмет со свистом пронесся над его головой, заслонив на мгновение солнце. И снова все стало, как прежде.
– Что это было?
– спросила слегка испуганная Гиацинта.
– Совершенно невероятно! Я успел заметить только что-то вроде рыжих бакенбардов и гигантских башмаков. Кто бы это мог быть?
– У короля Бародии, - ответила Гиацинта, - рыжие бакенбарды, а какие у него башмаки, я не знаю.
– Но что ему делать там, наверху? Если только не...
Снова что-то рассекло воздух, но в противоположном направлении, снова померкло солнце, и на этот раз можно было совершенно явственно различить стремительно удаляющуюся спину короля Бародии.
Веселунг с подчеркнутым достоинством поднялся из-за стола.
– Ты совершенно права, Гиацинта, - проговорил он сурово, - это действительно король Бародии.
Принцесса не на шутку встревожилась.
– Мне кажется, он не должен позволять себе носиться над головой с такой скоростью, когда люди завтракают. Как ты думаешь?
– Отвратительные манеры, дорогая. Мне необходимо удалиться и составить Ноту протеста. Не можем же мы оставить безнаказанным столь вопиющее нарушение элементарных правил приличия!
Приняв самый грозный вид, какой только могло изобразить его добродушное от природы лицо, и немного сомневаясь, к месту ли вставил "элементарных", король спустился в библиотеку.
Библиотека была его любимым местом в замке. Здесь по утрам он обсуждал государственные дела со своим Первым Советником или принимал знатных чужестранцев, завернувших в Евралию в поисках приключений. Здесь же в послеобеденные часы, вооружившись томом "Бесед с Мудрецом" или другим увесистым фолиантом, он предавался размышлениям. В последнее время ему было над чем поразмыслить, и основным предметом его раздумий как раз и являлись знатные чужестранцы, ибо он уже отправил по крайней мере семерых иностранных принцев совершать разного рода подвиги, пообещав в награду руку принцессы и полкоролевства. Неудивительно, что ему частенько приходилось сокрушаться о том, что дочь лишена "руководящей материнской руки".