Когда ты станешь моей. Книга 2

Высоцкая Мария Николаевна

Забежав в автобус, крепко сжимаю поручень, наблюдая за мелькающими городскими пейзажами, в метро сижу с закрытыми глазами, пытаясь вышвырнуть из головы произошедшее, как жаль, что это не так просто. Абсолютно не просто.

У кафе замедляю шаг, замечая Константина издалека. Надеваю на лицо улыбку, подкрасив губы и взглянув на свое отражение в окне, подхожу ближе.

– Здравствуйте, – останавливаюсь ровно за его спиной.

–Марина, шикарно выглядите.

Мужчина оборачивается, поднимаясь на ноги.

– Спасибо.

–Это…

это вам, – протягивает букет из пяти алых розочек.

Вдыхаю цветочный аромат и присаживаюсь на отодвинутый для меня Константином стул.

–Я так рад, что вы позвонили.

– Может быть, на «ты»?

– Конечно, – улыбается, принимая из моих рук цветы и ставя те в принесенную официантом вазочку.

– Значит, ты моряк? – делаю глоток апельсинового сока. Капитан-лейтенант, – салютует мне аналогично наполненным стаканом.

Доронин.

– Саня, хорош бухать!

Знакомый голос, еле доносящийся через марево отчаяния и литры алкоголя. Разлепляю глаза, озираясь. В кабинете темно, плотно задернутые шторы не пропускают дневной свет, на столе пепельница с тлеющей сигаретой, дымок которой вьется в воздухе под тускло горящей лампой. По правую руку початая бутылка водки. Упираюсь ладонями в ручки кресла, откидываясь на высокую кожаную спинку, чувствуя тошноту.

– Слушай, завязывай, – Марат садится на край стола, отгребая в сторону бумаги, те валятся на пол с нервирующим шумом.

–Тихо ты, – прищуриваюсь, сводя брови.

– Завтра встреча с банкиром, а ты на ногах не стоишь. Мне, что ли, туда ехать?

– Погоди, это же завтра, – ухмыляюсь, – я сейчас еще выпью и буду огурцом.

– Ага. Завязывай, сказал, – забирает со стола бутылку, – в душ вали.

– Ты с кем разговариваешь? Страх потерял? – тянусь в ящик стола, доставая ствол и направляя тот на Лукьяна. – Я тебя здесь пристрелю, понял?! Вон пошел.

– Придурок, – Марат отталкивается и, швырнув папку к моим ногам, широким шагом идет к двери.

– Сука! – давлю на курок, и выстрелив, опускаю руку.

На выстрел сбегается охрана, Марат матерится. Пинаю валяющиеся у ног бумаги и, перешагнув через них, наливаю в стакан водки. Замахнув содержимое в себя залпом и положив ТТ на стол, пересекаю кабинет, касаясь пальцами дыры от пули в стене.

Лукьянов вылетает в коридор, хлопнув дверью, продолжая отборно материться, Глеб же, потирая лоб костяшками пальцев, оценивает обстановку.

– Александр Николаевич…

– Вышел отсюда.

Кивок, и долгожданная тишина. Остаюсь один, вновь и вновь отлетая на несколько месяцев назад. Под ладонями ее плечи, в ушах крики и слезы. Почему? В миллионный раз задаю себе вопрос, не дающий покоя: как я мог? Зачем? Но ответов нет до сих пор. Содеянное не отмотать назад, не стереть из памяти, с этим приходится жить.

Боль нарастает

с каждым вздохом, каждой прожитой секундой. Сожаление, никому не нужное самоистязание и плавящиеся внутренности. Меня пошатывает, я почти не осознаю происходящее, вижу лишь размытые силуэты, отдергиваю штору, тяну с силой, так что карниз падает на пол, перешагиваю, присаживаясь на подоконник, и протягиваю руку к стоящей на нем бутылке текилы. Отлично.

Сворачиваю крышку, прежде чем в кабинет влетает сестра. На ней распахнутый длинный ярко-красный пиджак и черное облепляющее фигуру платье. Открыв дверь, Людка застывает, опускает сжатую в кулак ладонь, тяжело вздыхая. Медленным шагом обходит кожаный диван, присаживаясь на самый край.

– Нравится? – закидывает ногу на ногу, вздернув идеальную черную бровь.

– Чего?

– Спиваться? Я вижу, ты втянулся, – ехидно смотрит на бутылку в моих руках.

– Отвали, – делаю глоток, жидкость прокатывается по горлу, ткани которого уже совершенно не реагируют на горечь.

– Слушай, долго ты еще будешь себя жалеть? – усмешка. – В кого ты превратился? Не мужик – тряпка.

Сжимаю стоящую рядом рюмку, и стекло хрустит под пальцами, разрезая кожу. Капли алой крови бесшумно капают на паркет.

– Встала и…

– А Баженова, между прочим, – растопыривает пальцы, любуясь маникюром, – мужика себе нашла, пока ты здесь травишься. Даже успела свалить с ним из Москвы.

– Что? – разжимаю руку.

Люда внимательно смотрит на лежащие под моими ногами осколки и, сглотнув, переводит взгляд к моему лицу.

– То… улетела она, в новую жизнь, Санечка, в новую и счастливую жизнь.

– Куда?

– Я без понятия, знаю только, что в Москве ее больше нет.

– Подожди, когда?

– Три месяц уже как.

– Почему ты раньше…

– Я говорила, но ты в своем запое маму не узнаешь… щелк, и с каждой новой рюмочкой все меньше воспоминаний.

– Сука, – подношу окровавленный кулак к губам, чувствуя сладковатый привкус железа.

– Вот-вот, – пожимает плечами, – завтра последняя встреча с инвестором, ты должен там быть, иначе всю работу, которую мы проделали, можно будет смыть в унитаз.

Киваю, смотря в одну точку.

– Вот и хорошо, – поднимается, подходя ко мне вплотную, – а это, – хлесткая пощечина, на которую я почти не реагирую, – за Марата. Не смей, понял? – острые ноготки впиваются в распахнутый ворот моей рубашки. – Ты не Бог и ничего не решаешь, ясно тебе?

– Купи мне билет в Москву, вечером вылетаю, – говорю, не обращая внимания на ее вопли.

– Вот и отлично.

Сестра уходит, стук ее каблуков отдается резкой болью в голове, делаю еще глоток и, настежь распахнув окно, выбрасываю почти целую бутылку на улицу. Охрана мгновенно реагирует на шум, и из-за дома выплывает фигура в черном костюме.