Когда умрут газеты
Шрифт:
Если отобранное юзером сообщение действительно значимо, его подхватывают десятки, сотни, тысячи других юзеров, каждый из которых добавляет свою микроредактуру (даже самим фактом перепоста), еще более рафинируя значимость. В результате сотен или тысяч частных микроредактор вирусный редактор интернета способен сгущать значимость, интересность, актуальность и формировать повестку в масштабах огромных сообществ, зачастую уже замещая в этой функции классические СМИ.
Традиционные редакции управляются волей, а вирусный редактор воли не имеет. Он ничей, он распределен, стохастичен, вездесущ, накрывает
Дальше — больше. Размышляя над пресловутой привычкой людей к бумаге, к краске — к газете, нельзя было обойти тему смены поколений. Я предложил понятие «осевого поколения». В России это люди, родившиеся в 30-е годы прошлого века. Они родились в аграрной эпохе, работали в индустриальной, доживают свой век в постиндустриальной эпохе, осторожно нажимая кнопки в мобильнике указательным пальцем (тогда как у цифрового человека уже большой палец стал оператором, а не контропорой; то есть уже и физиология поменялась).
Раньше в одну эпоху умещались тысячи поколений. Теперь в одно «осевое поколение» уместились три эпохи. Такого прежде никогда не было. Это мой ответ тем, кто говорит, что апокалипсические прогнозы были всегда и всегда не сбывались. Прогноз были, но сейчас в нашей теме есть нечто, чего не было раньше, что не могло раньше влиять на качество прогнозов. А именно — демографический фактор. «Осевое поколение» и состояние общества после него — это впервые.
После осевого поколения, когда эпоха короче жизни человека, происходит важный культурный перелом — социальные привычки не передаются по наследству. Они остаются в рамках поколения. Да, вам приятна, может быть, газета на ощупь. Но нынешние подростки уже и не знают, какую роль газета когда-то играла в жизни человека и общества.
Речь не только и не столько о возвышенных эмпиреях, сколько о банальном бытовом навыке. Семейная традиция выписывать газеты прекращается. В 80-е подростком я выписывал «Науку и жизнь» вслед за отцом. То есть навык подписки приходил в период подростковой социализации — мы выписывали газеты уже школьниками. Моя старшая дочь-студентка смутно что-то слышала о подписке от бабушек-дедушек, но не заморачивается ненужными сведениями. А младший сын вообще не знает, что это такое. И правда — зачем?
Согласно результатам недавнего исследования, больше половины студентов на вопрос «что такое подписка», отвечают — «подписка о невыезде». Они просто не умеют потреблять прессу. В брутальном бытовом смысле. Они еще видят газеты и могут их по случаю прочесть, но приобретать уже не умеют.
Влияет это как-то на будущее газет? Можем ли мы измерить срок, когда это влияние критически нарастет? Я отвечаю: да, да.
Последнее газетное поколение родилось в год Московской Олимпиады — в 1980-м. В статистическом массиве его читательская активность придет к закату в 30-е годы нынешнего века (речь о России, разумеется, где продолжительность жизни не радует). Вот и все.
Но это еще не все убийцы газет.
Традиционные СМИ сильно зависят от инфраструктуры распространения. Будучи по способу потребления розничным массовым товаром, они нуждаются в разветвленной и довольно дорогой системе дистрибуции с мощным оптовым звеном, логистикой, жутко дробной «последней милей» и т. п. А ключевым фактором выживания для любой разветвленной розничной мелкотоварной сети является пороговое наполнение товаром и ассортиментом. Если наполнение ниже порога — сеть просто не сможет сама себя поддерживать в рабочем состоянии.
Это и произойдет с системой дистрибуции классической прессы, когда интерес читателей к газетам и журналам упадет ниже порогового значения. И этот момент близок. Распад дистрибуции прессы не будет постепенным, он будет историческим мгновенным — произойдет в несколько лет. Сотни тысяч читателей из «газетного поколения» еще были бы и не прочь по привычке читать газеты с журналами. Но редакции, лишившись инфраструктуры распространения, просто не смогут доставлять сотни тысяч экземпляров своим читателям.
Вот и окончательный диагноз. Вымирание газет предопределено технологиями (интернет, мультимедиа), фактически начнется крахом дистрибуции в конце 2010 годов, а завершится в 2030-е годы уходом последнего «газетного поколения». Процесс умирания прессы будет длиться с 2017 по 2035. Поотрядно. Газетной эпохе осталось около 20–25 лет. Мы будем свидетелями.
Так я пришел к безусловному утверждению о довольно близкой смерти классической прессы. А когда-то «был на светлой стороне» (как тонко подметил один из комментаторов), начав свои изыскания с тезиса о бессмертии газет.
Тема смерти газет выглядит, на первый взгляд, по-газетному желтой и, чего греха таить, этой желтизной вызывает интерес, обеспечивая моим прогнозам, как минимум, эмоциональную провокативность. Но давайте посмотрим на эту концепцию с практической стороны. Если дни газет сочтены, то это устанавливает новые ориентиры для медиа-бизнеса, для инвесторов, для всех людей, занятых в отрасли. Даже если я ошибся со сроками (что вряд ли), описываемые явления уже заставляют многих беспокоиться о другом будущем. Так что, помимо увлекательного чтива, в теории смерти газет стоит искать полезные, практические решения. И они там есть.
Пресса умрет, но не умрет журналистика. Простота авторства, простота связи каждого с каждым ведет к атомизации общества — эту болезнь чувствуют многие. Чем больше каналов и форматов коммуникации, тем выше разобщенность. В этих условиях спрос на коммуникативные авторитеты, которые предлагали бы единую для всех систему координат, единые ориентиры и навигацию, будет только нарастать. Вот вызов для журналистики. Вот общественный спрос, который еще не совсем понятен по форме, но по сути уже обозначился. Общество обязательно будет нуждаться в журналистике или в постжурналистике (кажется, это термин Василия Гатова).