Когда умрут газеты
Шрифт:
ГЛАВА 4
Смерть газет
Информация будет потребляться потоком, а не выпусками. Поэтому периодичность прессы станет одним из факторов гибели
Кажется, Хемингуэй говорил, что любая история — это обязательно трагедия, надо только честно рассказать ее до конца. Конечно, газеты умрут.
Скорая смерть печатных СМИ — дело решенное. И даже все возможные оговорки или возражения, по сути, сводятся к религиозному хотению: нет-нет, газеты «совсем» не умрут, что-то останется. Примерно из таких же наивных переживаний
Безусловно, что-то останется. Останется, как и положено, душа. А душой газет является журналистика. То есть смерть газет и журналов сама по себе вовсе не означает смерти журналистики как социального института. Журналистика в каком-то виде продолжится. Но бумага, как основа отрасли и ее первый носитель, доживает свой век.
Когда окончательный диагноз поставлен, мужественный пациент обычно спрашивает: «Сколько мне осталось?» Ну что ж, юлить не будем, попробуем посчитать.
Для определения оставшегося времени необходимо оценить сначала факторы, обрекающие прессу на умирание. Потом факторы, замедляющие этот процесс. И, наконец, сложив сумму факторов для того или иного типа изданий, я назову точную дату вымирания прессы поотрядно.
Факторы, приближающие смерть прессы, связаны, прежде всего, с технологическим прогрессом. Многие из них очевидны, поскольку отражают наглядные преимущества интернета: оперативность, массовость, мульти-медийность, мультиканальность. Пресса проигрывает.
Сюда же можно отнести скорость доставки. Строго говоря, само движение массива бумаги с комбината в типографию и из типографии к читателю — это технология XVII века.
Когда окончательный диагноз поставлен, мужественный пациент обычно спрашивает: «Сколько мне осталось?» Ну что ж, юлить не будем, попробуем посчитать.
Старый и новый способы доставки информации не только различаются скоростью, но и создают разные потребительские свойства. Например, старая физическая доставка бумаги заставляла прессу быть периодической. Теперь же периодичность потребления сообщений определяется потребителей, а не производителем информации — когда захотел, тогда и полез в интернет. При желании можно и круглосуточно.
Поскольку периодическая информация «реже» круглосуточной, то она и выше ценилась (когда не было альтернатив), что позволяло окупать ее производство. Кроме того, стоимость газет включала в себя оплату нескольких смежных отраслей: химпром, бумпром, почту, транспорт и т. п. Цена бумаги и печати служила своего рода укрытием и оправданием для цены информации. Сейчас информация может подаваться в чистом виде, без материальных упаковок. Цену чистого контента зашить некуда, ее уже не оправдаешь материально очевидными расходами — бумага, печать…
В результате этих метаморфоз массовая информация дешевеет до бесплатности и уже не может содержать своих производителей.
Продажа бумажных копий утрачивает смысл еще и потому, что былая дискретность, порционность информации заменена потоком. Исчезает розничная единица стоимости. «Нарезать» поток на бумажные, да и любые другие дискретные выпуски становится бессмысленным и с точки зрения потребления, и с точки зрения бизнеса. Это просто неконкурентно.
Коль скоро порционность сменяется
Периодика с ее порционностью потребления в этот тренд не укладывается. Таков культурно-экономический фон гибели бумаги, обусловленный технологическими переменами.
Сначала из газетно-журнальной отрасли уйдет спекулятивный капитал. Это уже происходит, исход ускорен кризисом. Впрочем, спекулятивный капитал всегда бегает очень быстро.
Далее начнут уходить деньги потребителей — читателей и рекламодателей. Тоже уже началось.
Следом потянутся в теплые края деньги отраслевых инвесторов — акционеров. Сейчас они уже вкладываются в новые платформы, но это пока еще вряд ли можно оценивать как бегство. Скорее — как изучение альтернативных возможностей. Но, рано или поздно, ощутив сжатие бизнеса в прессе, профильный отраслевой капитал совсем переложится в другие платформы.
И, наконец, последним из прессы уйдет, с позволения сказать, «социальный» капитал. То есть политические и государственные деньги. Об этом сейчас вообще мало говорят, но в России именно «социальные» инвестиции в СМИ будут определять срок жизни газет на последнем рубеже, когда все остальные деньги уже уйдут. И к этому фактору еще предстоит присмотреться повнимательнее.
Например, крупные, но малозаметные с популистской точки зрения социальные инвестиции, вроде дотирования почты для доставки газет, могут быть прекращены достаточно быстро: в ближайшие 3–4 года. И это ускорит смерть некоторых видов прессы с «дешево-массовой» бизнес-моделью. А какие-то недорогие, но очень политизированные виды инвестиций, наоборот, могут сохраняться довольно долго. Скажем, дотации «районок» на уровне регионов сократятся (они всегда сокращаются), но будут продолжать агонию «районок» еще лет пятнадцать-двадцать.
Газеты утратили монополию на информацию. Нынешнее обилие каналов увеличило шум на единицу восприятия. Поэтому, вслед за утратой монополии пресса получила и второй побочный вред от обилия каналов — девальвацию сообщения.
В свою очередь, девальвация сообщения и обилие шума прямо ведут к толстокожести читателя. Когда сообщений много, автор каждого старается выделиться. Значимость все больше выражается громкостью, а не глубиной сообщения. Все это подрывает доверие не только к прессе, не только к журналистике, но и к информационному пространству в целом. Утрата качества дополнительно добивает прессу.
Лавина сообщений, обрушившаяся на читателя, бьет и по эффективности рекламы. Реклама в прессе для компании теперь если и является заметным событием, то, разве что, по цене. Весь XX век (в России — его последнее десятилетие), реклама в прессе и в СМИ — это было круто. Но теперь и реклама обесценивается из-за обилия каналов и сообщений.
В эпоху порционности информация была дефицитом (от выпуска к выпуску) и ценилась высоко. Однако по былой ценности контента нанесен теперь тройной удар.