Когда вместе тесно
Шрифт:
Ее ножки в черных чулках, охватывают его талию, и он понимает, что больше не может сдерживаться, отпускает себя и уже на грани слышит ее протяжный стон и чувствует, как впиваются в спину острые ноготки.
— Успела? — Переведя дыхание, ищет в ее лице ответ. Видя, как она, блаженно улыбаясь, кивает, тянется к ней с поцелуем. — Ты моя хорошая…
— Постой. — Катя отстраняется, упершись ладонями в его плечи. — А что если бы нет?
— Так кто ж тебе сказал, что мы закончили, Кать? Ты чего разволновалась. И…
— Что?
— Давай, правда, снимем с тебя туфли, пока ты меня не покалечила.
— Я тебе говорила.
— Зря не послушал.
Он садится на колени и берет одну ее ножку за щиколотку. Снимает туфельку и устраивает ее на своем плече, прижимается к ней щекой и прикрывает глаза. Потом те же манипуляции проделывает со второй ножкой и закидывает ее на то же плечо что и первую. Обнимает ее колени и притягивает ближе к себе. Удерживая на весу, осторожно входит в нее…
Во второй раз его хватает надолго. Так что он успел перепробовать все известные ему позы, так что Катя успела устать от удовольствия и ее признание — «больше не могу, Слава», было похоже по интонациям на мольбу. А он наслаждается теми ощущениями, что дает ему ее тело, оттягивая момент разрядки.
И тогда Катя, улыбаясь и глядя на него из-под полуприкрытых век, сжимает свои внутренние мышцы. Сжимает и расслабляет и так до тех пор, пока он, не в силах больше сдерживаться, не взрывается в ней и обессиленный падает на подушку рядом.
— Кто тебя этому научил? — Спрашивает, тяжело дыша и повернувшись к ней.
— Кто надо. — Катя обнимает руками напрягшееся от ее слов тело, закидывает на него свою ногу, прижимается еще ближе. — Теоретическая литература, вот кто.
— Ты у меня начитанная? — Прижимается губами к ее макушке.
— О, да!
— А я думал, это тот парень… Вадим постарался. — Его лица она не видит, но голос становится жестким и недовольным.
Катя отстраняется и внимательно смотрит на него.
— Откуда ты знаешь?
— Разведка не дремлет.
— Слушай, — Катя выбирается из его объятий и пытается встать с кровати, — я ведь тебя не спрашиваю про то, что и с кем у тебя было, да?
— Да. — Он ловит ее за руку и прижимает ладонь к своим губам.
— Это не он. Чему бы он меня научил за один раз? И то, не самый удачный в моей жизни… — Добавляет тихо, но он слышит.
Слава притягивает девушку к себе, так что она оказывается лежащей на нем и, погладив ее щеку, нежно целует припухшие губы. Отстранившись, смотрит в ее глаза и тихо произносит:
— Есть только ты и я, Кать. Все другое и все другие — теперь это в прошлом.
Он хочет снова ее поцеловать, но в этот момент, прислушавшись, они понимают, что в зале, где мама оставила работающим телевизор, уже бьют куранты.
— Новый год! — Катя вскакивает с кровати и, надев рубашку мужа, застегивает ее на пару пуговиц и спешит
— Чуть не проворонили праздник. — Катя тянется своим бокалом к его.
— У нас был веский повод.
— Я голодна, только что поняла, как сильно! — Катя, усевшись на один из стульев, поджав под себя ногу, потянулась к ложке, торчащей в одном из салатов. — Будешь?
— Буду. — Слава протянул ей свою тарелку. — Интересно, когда мама вернется. Успеем мы еще разок?
— Тебе что, мало?
Слава молча и с аппетитом поглощает содержимое тарелки, посматривая на девушку тем самым своим взглядом, и она понимает, что да — мало. И ему и ей мало.
Несколько минут они пробовали салаты под аккомпанемент телевизионного развлекательного новогоднего шоу, и пожирали друг друга глазами, а потом за окном раздались громкие хлопки — кто-то на улице запускал петарды и салюты.
— Фейерверк! — Катя отставила тарелку и бросилась к окну.
Подтянулась на руках и прилипла носом к холодному стеклу. А Слава остался на месте и, склонив голову, смотрел как из-под его рубашки, соблазнительно выглядывает ее попка и как черное кружево чулок, оттеняет светлую кожу.
— Здорово, правда?
— Да. — Парень даже ни разу не взглянул на разноцветные огни за окошком. Он встал и подошел к Кате, прижался к ней сзади, погладил ягодицы нежно, осторожно вбирая в ладонь упругое тело. Катя выдохнула и откинула голову на его плечо, позволяя ему ласкать свою грудь сквозь ткань рубашки.
Слава резко разворачивает ее к себе и присаживает на невысокий подоконник, расстегивает рубашку и припадает к ее груди, ласкает ее губами, втягивает в рот напряженные вершины, а Катя прижимает его к себе, запутавшись руками в его волосах. И думает о том, что не смотря на ту усталость, что она сейчас чувствует, сопротивляться ему когда он вот так ласкает ее, она не сможет… Так, словно она ему нужна сейчас сильнее чем воздух, которым он дышит — вот за это ощущение его нужды в ней, она ему отдать готова была все что угодно, все, что бы он не попросил, не только себя. Себя она ему еще полгода назад на Алтае отдала всю, без остатка.
Он поднимает голову и ловит ее затуманенный желанием взгляд, кладет руки на ее бедра и медленно движется вверх. Катя не мешает ему, не отстраняется, не убирает руки, только внимательно смотрит и, облизнув губки, часто дышит.
— Слава, — тихо шепчет и, сделав продолжительную паузу, пытается сказать, — я тебя…
Он не дает ей договорить. Обнимает за талию, прижимает к себе ближе и целует так, что она скоро забывает о чем хотела сказать. Тогда Слава с тихим рыком стаскивает ее с подоконника, разворачивает к себе спиной, и торопливо расстегивает ремень.