Когда впервые видишь так близко...
Шрифт:
“А жаль…”
“Что?” - Король с интересом смотрит на меня.
“Жаль, что эльфы не едят мяса. Люди едят, а эльфы нет. Хочу хорошо прокопченого мяса. На ребрышках.”
И жадно кусаю от импровизированного бутерброда. Трандуил смотрит на меня круглыми глазами. Затем берет себя в руки.
“А… рыбу?
– уминая за обе щеки, вопросительно склоняю голову, - Ты хотела бы съесть рыбу?”
“Очень! Но ваши повара не умеют так готовить…” - обиженно кривлю губы и снова грызу бутерброд, запивая его молоком. Трандуил пьет молоко, не сводя с меня глаз.
“А еще я хочу кашу. Пшеничную кашу
“Пшеничную кашу?
– брови Трандуила уползли так высоко, что захотелось хихикнуть, но я сдержалась, боясь подавиться, - Пшеничную?”
“Угу.”
Он расплылся в улыбке.
“Проще не бывает!”
Через полчаса передо мной паром исходила полная тарелка пшеничной каши, а сверху таяло сливочное масло. Щедро посолив и перемешав все это дело, накинулась на тарелку. Трандуил взял ложку, чуть зачерпнул и положил в рот. Улыбнулся и протянул мне новую кружку теплого молока и еще горячий хлеб. С таким удовольствием я в своей жизни еще не ела. Я вообще каши не люблю, но, когда некуда деваться…
***
Я просто сидел и смотрел, как она ест. И мои губы медленно растягивались в улыбке потому, что это настоящее счастье - видеть, как она вновь полна здорового желания жить.
“Я тут вспомнила…”
“Что?”
“Ты рассказывал, что пьяные менестрели учили тебя играть на флейте…”
Я рассмеялся. Да, спустя тысячелетия, это казалось забавным, учитывая, как я был молод тогда.
“Это было очень давно, Арантиэль. Шесть с половиной тысячелетий назад.”
“Именно поэтому тебе смешно?
– а в ответ молчу, интересно, что она скажет дальше, и она удивляет меня, вот уже в который раз, - Я тоже могу играть на одном музыкальном инструменте. Жаль, что таких нет здесь…”
Ощущаю ее печаль. Арантиэль вздыхает и кладет последнюю ложку пшеничной похлебки в рот. Отодвигает пустую тарелку.
“Хочешь… я сыграю для тебя?”
Она поднимает удивленный взгляд. Этот удивленный, чуть испуганный взгляд, который я не забуду никогда. В первую нашу встречу, когда, за столь долгие годы, я проснулся в собственной кровати не один, она смотрела на меня именно так. И, как и в нашу первую встречу, этот взгляд заставляет дрогнуть сердце, и становится так трудно дышать… Но я сдерживаю себя, как сдерживал всегда, и Арантиэль ничего не замечает.
“Ты… краснеешь?” - теперь ее глаза заметно округляются.
Я краснею? Наверно. Нужно как-то разрешить эту неловкость…
“Просто подумал, что сначала нужно вспомнить, как держать флейту прежде, чем играть.”
“Уверена, стоит лишь взять в руки, и сразу все вспомнится.”
Она оказалась права. Я вспомнил все сразу. Мелодии плели волшебные картины внутри разума, затопляли, заполняли собой. На душе становилось безмятежно, как в те дни, которые я провел в изучении тонких материй эльфийской и майарской магии. В те дни я познал суть нашего бытия. У каждого свой путь по землям Арды, у каждой души свое предназначение. Илуватар, подскажи, какое предназначение у Арантиэль? Почему, оказавшись в нашем мире, она проснулась именно в моих покоях? И от чего мне так больно,
Арантиэль, слушая мелодии, которые я играл для нее, неосознанно села ближе, прикрыла глаза и постепенно склонила голову на мое плечо. Ее дыхание стало ровным, а лицо озарила безмятежность. Заставив флейту стихнуть, я осторожно отнес Арантиэль на ложе и укрыл теплой волчьей шкурой.
Я должен был идти к Келеборну, чтобы обсудить с ним множество важных вопросов, касающихся предстоящей битвы, но не мог заставить себя подняться, развернуться и уйти. Не мог заставить себя отвести взгляд. Впервые, за долгие-долгие и ужасные ночи, Ирмо даровал ей спокойный сон. Я был уверен, что больше она не закричит и не проснется в ужасе от неведомых мне видений, которые заставляли ее дрожать, словно ее тело поразила неведомая лихорадка.
“Трандуил…”
Я обернулся - Галадриэль спокойно смотрела, как я держу руку Арантиэль между ладоней, стараясь как-то мало мальски согреть ее. Затем переводит на меня чуть осуждающий взгляд.
“Келеборн волнуется. Иди. Я побуду с ней.”
Поднявшись и направившись к двери, все же решаюсь сказать:
“Она поела. Наконец-то. И меня беспокоит, что она не чувствует холода и тепла. Как мы можем это исправить?”
“Я расскажу тебе позже, - Галадриэль пронзает меня добрым взглядом и хитро улыбается, - Когда ты вернешься.”
Не стал спрашивать, что значит “когда”. Все понятно, как погожий день - Галадриэль делает это для того, чтобы у меня был повод вернуться из битвы живым. Но у меня и без этого хватает поводов вернуться. Ведь, я знаю каждый лист в своем лесу, каждую травинку… Более никто не сможет поддерживать жизнь в Вечных Лесах Ласглена так, как я делаю это сейчас. Погибну я - падет все Королевство.
Мне обязательно нужно выжить…
========== Эпилог. Когда не знаешь, что ждет в будущем… ==========
Я наблюдала, как Галадриэль молчаливо прощалась с Келеборном - этим величественным и серьезным синда. Они просто смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова. Им это и не требовалось - за столько тысячелетий они могли предугадывать все, что хотели бы пожелать друг другу, все слова напутствия и поддержки. Затем Галадриэль коротко и нежно коснулась губ Келеборна и отступила. Он бросил на нее последний взгляд и вскочил на коня.
Лассэланта подергала меня за руку:
– Nana (мама - синд.), там братик!
Я привыкла к тому, что Лассэланта теперь называет меня своей мамой. Это, наверно, и к лучшему - она растет здесь, в королевском дворце. У нее есть все, что только может пожелать ребенок. Можно лишь предполагать, какой она вырастет избалованной! Она постепенно забывала, какая у нее была ужасная жизнь, забывала, что жена ее родного дяди поднимала на нее руку. Забывала… и росла счастливой.
Я повернулась в сторону, куда указывала Лассэланта. Леголас шел ко мне, чтобы попрощаться. Он ждал от меня слова напутствия и поддержки. И он старался улыбаться, но я видела, как плохо ему это дается - губы кривятся в подобии улыбки, а в глазах стоит ужас предстоящей войны…