Когда врут учебники истории. Прошлое, которого не было
Шрифт:
Орда имела своих ученых и поэтов – совсем недавно, кстати, вышла антология ордынских стихов, впервые переведенных на русский язык.
И приходится признать: ордынцы были не большими варварами, чем весь современный им мир.
А отсюда и любопытная кода нашей темы о Руси, ставшей щитом, укрывшим Европу от варваров и позволившим ей взлелеять просвещение. Но давайте задумаемся. Щит, по определению, укрывает нечто, нуждающееся в предохранении от посягательств лиц и сил, на это нечто покушающихся.
Однако после своего ухода в 1242 году монголы на Европу больше не покушались. Единственный значимый рецидив их экспансии в этом направлении имел место в 1259 году, когда в правление хана Берке (1256–1263 гг.) совершались набеги на Венгрию, Польшу и на Балканы. Темники Тулубег и Ногай, возглавлявшие один из этих набегов, дошли до Силезии, при этом в 1259 году были захвачены и сожжены Краков, Сандомир и Бытом. Так что щит Европе вряд ли был нужен.
А вот из монгольских источников можно понять, что русский улус помимо своей экономической
Надо сказать, с этой своей функцией Русь справилась блестяще. Четырежды Запад предлагал русским князьям участвовать в крестовом походе против татар. Но вослед Александру Невскому все они, за исключением Даниила Галицкого и Михаила Черниговского (или, иначе, Михаила Святого), гордо отказывались: мы, мол, родных татар в обиду не дадим.
И не дали – пока Орда не разложилась сама собой.
Глава 16.
О чем молчат мемуары
Забыв на время о народе
И чуть нарушив этикет,
Его величество проходит
На пять минут к мадам Жоржет…
Сцена и персонажи
Признаться, я долго колебался, к какой из частей книги отнести эту главу. К «Без вины окаянным»? Но кардинала Ришелье [392] к этой категории при всем желании не причислишь; да, его многие не любили, но все-таки не настолько, и все мало-мальски справедливые историки усматривают в нем фигуру, коей Франция может с полным правом гордиться. То же относится и к Анне Австрийской [393] , пусть даже она не являла собой столь значительной исторической личности. К «Возвеличенным облыжно»? Однако в этой истории никакой облыжности и на дух нет. Вот и пришлось помещать ее в «Инакобывшее», хотя в этой части речь по большей части идет не о людях, а о событиях. К тому же в почти анекдотической этой истории все действительно было «не так»…
392
Ришелье Арман Жан дю Плесси (1585–1642) – кардинал (с 1622 г.), с 1624 г. – глава Королевского совета, фактический правитель Франции. Лишил гугенотов политических прав; провел административные, финансовые и военные реформы; подавлял феодальные мятежи и народные восстания. Вовлек Францию в Тридцатилетнюю войну 1618–1648 гг.
393
Анна Австрийская (1601–1666) – французская королева, жена (с 1615 г.) Людовика XIII. В 1643–1651 гг. регентша при их малолетнем сыне Людовике XIV.
Всякому, кто читал в детстве «Трех мушкетеров» или смотрел одну из многочисленных экранизаций, памятен пылкий роман между юной королевой Анной Австрийской и блистательным Джорджем Вильерсом, герцогом Бэкингемом [394] , которым чинил всяческие козни коварный кардинал Ришелье. Но мало кому известно, что был и другой, увы, несостоявшийся роман – между королевой и кардиналом…
394
Бэкингем Джордж Вильерс (1592–1628) – герцог, фаворит и министр английских королей Якова I и Карла I Стюартов. Осуждался парламентской оппозицией и пуританами как главный проводник абсолютистской политики. Убит армейским офицером.
На рубеже XVI–XVII веков Франции удивительно повезло: после трех бездарных царствований последних венценосцев из династии Валуа во главе государства дважды – с перерывом в неполных полтора десятилетия – оказывались люди подлинно великие. Первым из этих титанов был король Генрих IV Наваррский [395] , основатель династии Бурбонов, чьей правой рукой являлся многоопытный, умный, прозорливый, но – увы! – слабовольный министр финансов де Сюлли [396] . Вторым – кардинал Жан Арман дю Плесси, маркиз де Шилу, герцог де Ришелье, государственный министр в царствование Людовика XIII, умного и благородного, но, увы, бесхарактерного и слабовольного сына Генриха IV.
395
Генрих IV Наваррский (1553–1610) – французский король с 1589 г. (фактически с 1594 г.), первый из династии Бурбонов. Сын Антуана
396
Сюлли Максимильен де Бетюн, барон Рони (1560–1641), герцог (с 1606 г.), гугенот, приближенный Генриха IV Наваррского. В 1599–1611 гг. суперинтендант (министр) финансов; укрепил финансовое положение Франции. Автор мемуаров.
Оба – великий король и великий кардинал – стремились к одной цели: величию Франции. Правда, определил это величие Генрих IV, пороху понюхавший немало и нравом отнюдь не пацифист, словами, казалось бы не имевшими ни малейшего отношения к военному или политическому могуществу: «Я хочу, чтобы у каждого француза каждый день была курица в супе» [397] . И этот курьезный девиз царствования действительно привел к процветанию страны. Жаль только, сраженному двумя ударами кинжала на улице Медников королю увидеть этого не пришлось…
397
Это чем-то напоминает нашего Бориса Годунова. Помните: «Бог свидетель, никто не будет в моем царстве нищ или беден! – И, тряся ворот сорочки, он прибавил: – И сию последнюю разделю со всеми!» И почему добрые монархи всегда кончают так плохо?
О событиях того времени написано очень много. И сами персонажи исторической драмы в большинстве своем оставили если даже не полноценные мемуары, как сам Ришелье или упомянутый выше де Сюлли, то уж по крайней мере обширное эпистолярное наследие. Чего стоят хотя бы «Занимательные истории» великолепного бытописателя собственной жизни и всей эпохи Гидеона Таллемана де Рэо, послужившие источником вдохновения для многих французских исторических романистов, в том числе и для Александра Дюма-отца. И на разнообразные документы та эпоха была щедра. Так что ни историкам, ни литераторам на недостаток материалов сетовать не приходится. И все-таки некоторые эпизоды остаются вне поля зрения: мемуаристы по вполне понятным резонам предпочитают обходить молчанием свои промахи и неудачи, а порою даже тактично замалчивать чужие; ученые, как правило, обращают мало внимания на мелочи, от которых нимало не зависит ход исторического процесса; писатели отнюдь не всеведущи, а иной раз живой и сам по себе интересный исторический анекдот ну никак не вписывается в уже сложившуюся концепцию книги. Вот и ту историю, о которой пойдет у нас речь, при всем желании не представишь на страницах «Трех мушкетеров»: автору нужны были совсем другой кардинал и совсем другая Анна Австрийская; о Мириам же он и вовсе не упомянул, хотя именно эта особа сыграла в несложившемся романе всесильного первого министра и молодой скучающей королевы решающую роль.
Но – по порядку.
Портрет кардинала.
От любви не зарекаются
К началу нашей истории Ришелье едва исполнилось сорок лет – пик зрелости и для государственного деятеля, и для мужчины, даже если учесть, что в те времена люди взрослели гораздо раньше, а жили, как правило, значительно меньше, чем сейчас. Время не надежд, но свершений, достойных кардинала и главного государственного министра Франции.
Алое кардинальское облачение оттеняло бледность узкого лица, обрамленного черной, ниспадающей густыми локонами шевелюрой. Высокий, мощный лоб; чуть приподнятые, словно в непрестанном удивлении, брови; длинный, с горбинкой, тонкий нос; волевой рот. Удлиненность овала лица усиливали лихо, по-солдатски закрученные вверх усы и заостренная бородка-эспаньолка. Пронзительный, всепроникающий взгляд больших серых глаз придавал лицу Ришелье суровое, но, как отмечали современники, одновременно приветливое выражение. Чаще всего в этом взгляде читались ясность и спокойствие уверенного в себе человека. Глаза его вообще обладали некоей завораживающей силой, особенно действующей на женщин. Он знал это и временами не отказывал себе в удовольствии проявить свою власть над ними. Власть, которую в полной мере испытала на себе даже вдова Генриха IV и мать Людовика XIII Мария Медичи, благодаря чьему расположению и вознесся он на нынешние высоты.
Путь к ним был дорогой не торной, но горной – через вершины, пропасти, перевалы. Позади – учеба в Наваррском колледже и академии Плювинеля, кафедра епископа Люсонского и членство в Королевском совете, министерский портфель и многолетняя опала… Позади – взлеты и падения, успехи и поражения, мгновения славы и долгие периоды забвения. Позади – унизительные заискивания перед ничтожествами и, наконец, безденежье. Словом, все, на что потрачено столько сил, на что ушли лучшие годы. Теперь начиналась новая, куда более короткая, но и куда более важная полоса жизни. И продлится она (правда, герой наш знать этого не может) по политическим меркам долго – целых восемнадцать лет.