Когда вы кого-то любите
Шрифт:
— Я полагаю, ты говоришь это всем леди.
— Никогда, — ответил он, поражаясь самому себе, — сладкая ложь всегда была разменной монетой в его любовных играх.
— Я думаю, самое время сейчас запереть дверь, — твердо заявила она, словно скрепив личной печатью персональное согласие.
— Ты спешишь? — с улыбкой спросил он.
— Тебе известно, сколько недель прошло с тех пор, как мы виделись с тобой последний раз?
— Пять недель, три дня и шесть с половиной часов, ни убавить, ни прибавить.
— Тогда не играй
Потому что завтра ее ждала великая неизвестность. А послезавтра могло не наступить вообще. Маркиз уже запирал дверь в холл. Легкая дрожь пробежала по ее спине. Этой ночью он принадлежал ей. Он двигался с врожденной грацией, шпоры чуть позвякивали на ходу.
Его блестящие темные волосы были связаны за высоким воротником его куртки для верховой езды, идеально сидевшей на его широких плечах, расшитый жилет подчеркивал стройность фигуры. Тут он обернулся, и у нее захватило дух при виде могучей эрекции, натянувшей мягкую кожу его бриджей.
Щеки ее моментально залила краска, где-то глубоко внутри все затрепетало, учащенный пульс эхом отдавался у нее в ушах. Как же долго она ждала этого! Как часто она мечтала увидеть его снова!
— Я хочу, чтобы ты знал, как я ужасно рада — как я благодарна, что ты пришел сегодня. — Она улыбнулась. — На самом деле предостережение может быть отнюдь не лишним. — Она протянула дрожащие руки. — Я очень боюсь оказаться ненасытной или слишком требовательной, либо и то и другое вместе.
— Я тоже предупреждаю тебя, — прошептал он, крепко прижав ее к груди, едва не касаясь ее губ. — После того как мне пришлось ждать так долго, я не могу отвечать за мои действия. Ударь меня посильнее, если захочешь остановить.
— Я не думала, что хоть когда-нибудь увижу тебя снова, — прошептала она.
— А я пил всю дорогу, не вылезал из винного погребка, чтобы забыться. — Он поднял голову и ухмыльнулся: — Как видишь, безуспешно.
— Я действительно ужасно рада. — На глазах у нее выступили слезы.
— Ну что ты, что ты… не надо… не плачь, — уговаривал ее он. — Я здесь… я пришел… мы снова вместе. — Он слизывал слезы, бежавшие по ее щекам. — Скажи мне, что ты хочешь, и я все сделаю.
То, чего она страстно желала, иметь она никогда не сможет, но сквозь икоту и слезы она произнесла, заикаясь:
— Я не хочу… думать… о завтра… вот чего я хочу…
— Так давай не будем думать, — произнес он хрипло. — Я буду целовать тебя, ты будешь целовать меня в ответ, и…
— И спустя секунду… ты займешься любовью… со мной. — Утерев глаза рукавом, она фыркнула и затуманенным взором встретила
Он уже стаскивал через голову ее ночную рубашку, более чем довольный, что можно обойтись без церемоний — ее приказ немедленно приступить к действию полностью отвечал его намерениям. Она с готовностью подняла руки, после долгого вечера в гостиной, проведенного в томительном ожидании его… этого момента, сейчас главным для нее была скорость.
— Я понимаю, мне следовало бы быть сейчас сдержанной и скромной, благодарной, но…
— Господи, нет, — прервал он. — Почему я должен желать этого?
— Потому что женщины не должны забегать вперед, опережать мужчин, — ответила она голосом, приглушенным батистом стаскиваемой через голову рубашки.
— Я чертовски рад этому и даже счастлив, что вновь нашел тебя, — воскликнул Дарли с большей горячностью, чем ожидал от себя.
— Значит, мне не надо извиняться?
— За то, что тебе хочется секса? — спросил он, швырнув ее одежду на пол. — Я так не думаю. — Он уложил ее на постель, обратив внимание, что без многочисленных нижних юбок и пышного гофрированного платья ее худоба стала более заметна. — Ты явно похудела. Ты, случаем, не болела?
— Только если тоску по тебе можно назвать болезнью. — Она улыбнулась. — Каждый день я по несколько часов скакала верхом, пытаясь забыть тебя.
— А я вместо этого пил. — Он пропустил цепочку от часов сквозь петлицу жилета и положил часы на ночной столик. — И твоя попытка отвлечься сработала? Моя — нет. Хотя, конечно же, алкоголь смягчил мои мучения.
У нее что-то шевельнулось в душе.
— Ты страдал, мучился-без меня?
— Чертовски мучился. — Он был удивлен собственной честностью и откровенностью, хотя предстоявший завтра отъезд, несомненно, позволил ему большую откровенность.
— Я не думала ни о чем, кроме тебя, все эти бесконечные недели, — тихо произнесла она. — Прошу простить мою неделикатность. Я знаю, никто не говорит о любви в подобных ситуациях, но я почему-то в мыслях выражаюсь именно в таких терминах. Пусть это тебя не тревожит, — сказала она, поскольку он вдруг замер, а не снятая до конца куртка застряла на полпути. — Я выражаю свои чувства самым наивным образом. Ведь я уезжаю завтра, как тебе известно. — Она пожала плечами. — Какое может иметь значение, что я говорю?
Он думал точно так же, хотя уже не был настолько зеленым юнцом, чтобы говорить об этом.
— Значит, открытость и откровенность будут правилом на эту ночь, — заметил он шутливо. — Это что-то новенькое в моей жизни.
— А я почему-то думала, оно уже было, — улыбнулась она, увидев, что он продолжил раздеваться.
Элспет сидела на краю позолоченной кровати, дополняющей модный интерьер. Подобрав ноги и солнечно улыбаясь, словно невинное дитя, она казалась явно не на своем месте в напыщенной роскоши комнаты, размышлял Дарли.