Когда вырастают дети
Шрифт:
Дождь вел громкую беседу с деревьями на их густо шелестящем языке. Вероятно, они сплетничали о нежданном госте, зачем-то явившемся к ним в неположенное время, да еще и с топором. Набрякшие водой кроны покачивались грузно и осуждающе.
Но вот впереди замаячила трухлявая береза. Ей, источенной червем, дождь нипочем, напрасно с досадой хлещет по холостым веткам – немая береза, листьев нет говорить…
Перед Принцем распахнулась ежевичная поляна, напоенная водой до краев. Зеленая, свежая – молодая, в еще не рожавших ягод пышных кустах. Пряча вмятины от его сапог, упругая трава тотчас пружинисто поднималась за спиной. Старый пень казался черным стариком –
Принц попятился, не сдержав крика, и потревоженный куст шиповника прыснул ему в лицо сердитыми брызгами. Глаза сами зажмурились: почудилось, или в норе действительно вспыхнули желтые фонарики?!. Сейчас неизвестное существо набросится, вонзит в шею острые клыки! Принц присел, уткнув голову в колени, топор в руке наготове… Подождал. Существо было небольшим, судя по вкрадчивым шажкам в тонко всхлипывающей траве. Кошка. Принц засмеялся. Она хрипло мяукнула и выгнула дугой дрожащую спинку, полосатую, как клок грязного матраца.
– Не бойся, – сказал Принц. – Я не кусаюсь.
Кошка фыркнула, окатила его затухающим светом желтых фонариков и, припадая на переднюю лапку, поспешила прочь. Дикая, хромая бродяжка. Совсем одинокая. В груди Принца что-то жарко зажглось и разлилось по телу. Прислушиваясь к будоражащим пылким всполохам, он кинулся было за кошкой но, вновь окропленный со всех сторон тучами мороса, остановился. Хромуша подождет, не за ней он сюда пришел.
Старик-пень ворчливо хрустнул, когда Принц на него взобрался, но стоял твердо. Оказался крепче голой березы, пошатнувшейся от удара… Топор рубил, дробил бересту, потом крошил сыпучую, обглоданную мездру, и коричневая труха летела в лицо, не успевая промокнуть в разлетающихся каплях дождя. Ствол подрагивал, явственно уклонялся и вдруг обрел голос. У Принца затряслись руки. Топорище скользило, он боялся выронить тяжелый топор себе на голову. Нечастый, но неумолимый, стук заглушал жалобные звуки, иногда поляну оглашал протяжный глухой стон и скрежет, словно у дерева ломались кости. Может, так и было. Принцу мерещилось, что лес гневно притих, слыша крик немой березы.
Топор наконец продолбил нездоровую слоистую плоть и застрял в ней на половину лезвия. Принц без сил опустился на пень, чувствуя вместе с горячим током в собственном теле пробежавшую под землей дрожь.
Истерзанный топором кусок коры провалился в выеденную сердцевину, и тоскливый вздох вырвался с облачком пыли из раззявленного древесного рта. Принц немного стесал острием неровности отверстия, собрал и скинул в него щепки и мусор. Пусть теперь Белоконь или кто-то другой из особо дотошных суют руки в порожнее дупло и убеждаются – береза необитаема. Белка точно сбежала…
В корпусе по-прежнему было тихо, если не брать в расчет щедрый храп сторожа. Он, видимо, бдительно почивал на полу кухни головой ко входу, и клубки басисто-свистящих звуков катались по коридору из конца в конец. Дети и нянечки спокойно спали под эту неумолчную колыбельную.
Окна уже вовсю испускали свет пасмурного раннего утра. Оставляя на линолеуме быстро сохнущие следы, вернувшийся беглец крался на цыпочках к своей спальне, как вдруг из открытой комнаты девочек до него донесся негромкий прерывистый плач. Принц знал, чья кровать стоит
– Русалочка!
В наброшенном на плечи банном полотенце, она присела с ним рядом у стены, и он наконец вытащил колечко из мокрого кармана рубашки. Русалочка обрадовалась – кольцо было очень красивым и пришлось ей впору.
– Почему ты плакала?
Шмыгая покрасневшим носом, она скорбно сообщила:
– Он мне снится, и я проснулась.
– Кто?
– Котенок. Я давно нашла его возле ворот, положила в коробку, а он так и не ожил. Его надо закопать в землю, но я боюсь… Галина Родионовна заругается.
– Зачем закапывать котенка в землю?
– Всех закапывают, кто умирает. Моя мама тоже лежит в земле.
Принца ошарашило нелепое известие: как – в земле? Почему?!
– Котенок плохо пахнет, – всхлипнула Русалочка. – Значит, он умер навсегда. Няня сказала, мертвых обязательно хоронят.
Поколебавшись, Принц решился:
– Хорошо оденься, а то заболеешь. Подъем еще не скоро, успеем…
Пока он возился со шпингалетами, запертыми несколько минут назад, она подбежала в клеенчатом дождевике поверх свитера. Потеснив мальчика, ловко, бесшумно подтолкнула закапризничавшие движки. Окно повиновалось беспрекословно. Принц еще раньше приметил готовность вещей легко вписываться в ее обманчиво плавные движения, отчего все, что бы она ни делала, получалось не резко, но быстро.
В углу забора из профильного железа, ограждающего территорию двора, девочка нагнулась в кустах над обувной коробкой и сдвинула раскисшую крышку…
Котенок в самом деле был мертв. Живые котята не скалятся так жутко, и глазки у них не западают внутрь черными дуплами, полными слез… вернее, дождя.
– Подожди, я сейчас, – Принц помчался к сараю: возвращая на место топор, он видел прислоненные к стенке лопаты.
Травянистые почвы под кустом не поддавались усилиям сковырнуть их туповатым лезвием, и дети принялись рыть землю вручную. Русалочка сняла колечко с пальца, чтобы не повредить. Избавленные дождем от необходимости смахивать пот и сопли, они копали молча, сосредоточенно, закрыв глаза, чтобы не вытирать их ежесекундно. Грязь забилась под обломанные ногти, пальцы ранились об острое вервие волосатых корешков, но кучка дерна упрямо росла рядом с углубляющейся воронкой. В нее натекало, рукава пришлось засучить выше локтей.
Испытав терпение тружеников, перегной, наконец, смягчился. В ход снова пошла лопата, и вскоре картонный гробик поместился в достаточной для него выбоине. Извлеченная горка земли утрамбовалась плотно, холмик дети забросали бурьяном, о который вымылись руки.
Мысли о смерти ошеломили Принца. Несмотря на страшную усталость, он не смог забыться в те жалкие полчаса, что остались до подъема.
Вот что случилось с бабушкой – она умерла! Умерли мама и папа, умер дедушка… Всех мертвых принято закапывать в землю…
Мальчик не встал на зарядку. Тело горело и мелко дрожало, в нем кончились силы.
Дурно пахнущий, огромный, с оскаленной мордой, выгибая худую полосатую спину, под потолком плавал котенок. В бездонных провалах глазниц, в самой их глубине вспыхивали и гасли желтые фонарики. Загородив котенка светлым пятном лица, над Принцем склонилась Альбина Николаевна. Он ответил на какие-то ее вопросы, но лицо воспитательницы тоже плавало, не стояло на месте, глазам трудно было за ним уследить. Пришли люди в белом – врачи, значит, он заболел. Принц понял, что заболел смертью.