Когда забудешь, позвони

Лунина Татьяна

Однажды вечером, около одиннадцати раздался звонок, и приятный мужской голос с мягким акцентом попросил господина Глебова.

— Слушаю вас! — ответил Борис.

— Добрый вечер! Прошу простить поздний звонок, но раньше к телефону никто не подходил. — Незнакомец старательно выговаривал каждое слово. — Разрешите представиться. Мое имя — Ив де Гордэ. Я — гражданин Франции, и в моих жилах течет русская кровь. Очень прошу вас о встрече.

Это прекрасно! Его жизни для полного счастья как раз и не хватает француза со смешанной кровью и вычурной манерой изъясняться.

— Завтра можно? — не отставал лягушатник. —

У меня очень болен сын, — дрогнул вежливый голос. — И я знаю, вы можете помочь.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Кто же там работает, в этом Патентном ведомстве? Кажется, они обязаны хранить полную конфиденциальность и защищать интересы России, а уж никак не Франции.

— Я послезавтра улетаю, — нудил француз, — прошу вас, помогите! Медлить нельзя!

— Простите, но я еще не получил патент, у меня нет лицензии. Я не имею права браться за лечение вашего сына.

— Нет проблем, — уверил странный абонент. — Я — деловой человек, могу решить многие вопросы. Но умоляю: спасите Жака! Невозможно отцу жить, а сыну умереть. Так несправедливо! — Трубка замолчала, будоража чужим горем.

Черт, да он сам болен! И его болезнь в том, что не умеет отказать в беде. Заболевание — врожденное, форма — хроническая, излечению не подлежит. Симптомы — доброта себе во вред и глупость, которой пользуются все кому не лень. Проклятие!

— Хорошо, завтра в девять. Раньше не могу.

— Господи, спасибо! — совсем не по-французски обрадовался француз.

Следующим вечером Борис входил в малый зал ресторана на Полянке. Метрдотель, услышав его фамилию, тут же провел к столику, за которым томился в ожидании хорошо одетый господин лет пятидесяти с хвостом. От него за версту несло заграницей и немалыми деньгами. Борису понравились глаза — умные, добрые и очень грустные. Лицо показалось смутно знакомым, как будто он его уже где-то видел. Но ломать над этим голову не стал, видно, дело просто в типаже: под таких гримируют наших актеров, изображающих ненаших аристократов.

— Добрый вечер! — Господин привстал со стула и тепло пожал протянутую руку. — Позвольте еще раз представиться: Ив де Гордэ. Большое спасибо, что взяли для меня время.

— Выбрали, — улыбнулся Борис.

— О, да-да, — закивал француз, — я иногда делаю ошибки, жена поправляет. Она — русская и очень красивая.

— Ваша супруга сейчас с сыном?

— Нет. Это — мой сын от первого брака, — пояснил де Гордэ, — он совсем взрослый. У него своя семья.

— Ну, что ж, приступим к делу? — предложил Глебов. — У вас с собой медицинское заключение?

— Да, конечно! — Иностранец поспешно выложил на стол бумаги. — Вот, здесь все написано.

Борис уткнулся в изучение медицинских терминов и только позже удивился русскому тексту.

— Вам кто-то переводил?

— Жена, — просиял иностранец, — она очень умная!

«Нет, это — патология! Какой же красотке удалось его так охмурить? Видно, здорово постаралась». Через пару минут он и думать забыл о матримониальных радостях отца, его волновал сын. А еще через пятнадцать стало ясно: парня можно спасти. На столе красовались аппетитные закуски, в бокалах краснело вино, но француз ни к чему не притрагивался, ждал, когда русский маг закончит изучать бесстрастные показания французских врачей. Отложив в сторону последний лист, Борис уже твердо знал:

дело выгорит.

— Хорошо, я попытаюсь помочь.

— Жак будет здоров? — Бедняга не выдержал напряжения и закашлялся.

Глебов подождал, пока тот успокоится, и коротко ответил:

— Постараюсь. — Обнадеживать нельзя. Но как не подарить надежду!

Через две недели, сдавшись умоляющим просьбам, Борис вылетел на два дня в Париж. Своими глазами посмотреть на Жака, поговорить с врачами и решить вопрос о транспортировке больного в Москву. Он пропускал один рабочий день.

В аэропорту Орли профессора встретил де Гордэ. Отвез в гостиницу и, прощаясь, предупредил, что заедет за ним в семь. Француз горел желанием пригласить русского ученого к себе на обед. Перспектива не показалась заманчивой, но отклонить приглашение было бы невежливо, и Глебов согласился. Хотя с большим удовольствием потратил бы свободный вечер на Париж, чем на унылый визит.

В таких домах он еще не бывал, разве что видел в фильмах. Огромный холл, выложенный мрамором, обилие цветов в изысканных фарфоровых вазах, роскошный ковер, в котором чуть не по щиколотку утопает нога. Уже с порога здесь все дышало роскошью, и чувствовался хороший вкус. В овальной столовой ждал накрытый стол со свечами, где свободно могли бы отобедать еще человек двадцать. Стены украшали картины модернистов, в углу пылал камин. У камина, спиной к вошедшим, стояла высокая стройная женщина в длинном сером платье. Тугой узел на затылке открывал изящную шейку с ниткой мерцающего крупного жемчуга. Отсутствие верхнего электрического света и отблески огня делали неподвижную фигуру танцующей, волновали и будили воображение.

— Дорогая, познакомься! Это — профессор Борис Глебов, наша надежда на чудо.

Женщина медленно повернулась.

— Добрый вечер, господин Глебов! — На московского гостя невозмутимо смотрели знакомые серые глаза. А в самой глубине зрачка плясали чертенята.

Апрель, 2003 год

— Ты веришь в судьбу?

— Нет.

— Почему?

— Человек наделен разумом и душой, у него есть право выбора. Кто может заранее расписать его жизнь?

— Допустим, Бог.

— Бог — не диспетчер. Бог — это основа выбора.

— Какого?

— Добра и зла. Бог дает понимание «что», а человек решает «как». И тем самым строит свою судьбу.

Ангелина замолчала, переваривая услышанное. Он не переставал удивлять, разительно отличаясь от собратьев по цеху. Ни с одним из них ей прежде и в голову не приходило вести разговоры на подобные темы. Олег абсолютно не вписывался в собственный образ заносчивого красавчика, чье имя постоянно смаковала публика и кого всячески старались заполучить в свои бредовые шоу ушлые телевизионщики. Но самое главное — очередной партнер по фильму оказался вдруг близким и нужным человеком, с которым интересно говорить, у кого многому стоит поучиться и кому хочется верить.