Когда забудешь, позвони

Лунина Татьяна

— Рассказывай!

И он выложил почти всю информацию, полученную от своего зеркального тезки, давшего шанс вернуться к нормальной жизни. В детали не вдавался, но в общем представление дал полное.

— И твой Баркудин вот уже три месяца подминает под себя Андрея Борисовича, пытаясь войти в совет директоров, чтобы использовать машины для перевозки наркоты. Знает, что авторитет у предприятия — железный, водители — проверенные, а директор чист перед законом как стеклышко, и о честности Фролова рассказывать не надо. Алла, — он заглянул в голубые глаза, — останови его. Если этот деятель начнет убивать, рано или поздно погибнет сам. Любишь мужа — помоги!

— Кому? — усмехнулась

она. — Тебе, твоему Фролову или моему Георгию?

— Всем, — уверенно ответил Борис, — и в первую очередь — себе. Не думаю, что тебя прельщает роль вдовы.

— Я на жизненных подмостках уже давно подвизалась в разных ролях, правда, вдову пока играть не приходилось. Может, попытаться?

— Тебя черное старит, — мягко заметил Борис, — голубоглазым блондинкам больше к лицу синие тона.

— Глебов, — она пристально разглядывала пустой бокал, — закажи еще вина. Но не пытайся вить из меня веревки, этот трюк давно устарел. — Перевела взгляд на когда-то любимое лицо, невесело улыбнулась: — Я подумаю. — И твердо добавила: — А давить на меня бесполезно! Решать буду только я сама.

Через два дня она позвонила и сообщила, что дело улажено.

Три месяца прошли спокойно. Относительно, потому что тревогу вызывало самочувствие Андрея Борисовича. Фролов все чаще сидел, скрючившись от боли, гораздо реже ему удавалось скрыть непонятные приступы, он категорически отказывался идти к врачам и таял на глазах. И все более напоминал Вассу, которую привез когда-то к Борису его друг, профессор Яблоков. Наконец Глебов не выдержал и прижал к стене беспечного тезку:

— Андрей Борисович, мне кажется, у вас проблема.

— Когда кажется — крестятся, а не пытают безвинного, — пошутил Фролов, улыбаясь побелевшими губами.

Во время короткого совещания заместитель заметил, что директор с трудом сдерживает боль. Поэтому и замешкался у двери, а внезапно обернувшись, увидел, как тот воровато достает таблетки и торопливо бросает в рот, не запивая водой.

— Андрей Борисович, за вами — дело и люди. Преступно так халатно к себе относиться.

— Боря, ты, случайно, не… — Фразу помешал закончить стон, вырвавшийся из улыбчивых губ. Боль согнула Фролова пополам и вдавила в кресло. Он закрыл глаза, на лбу выступил пот, лицо залила синюшная бледность.

Глебов испугался не на шутку. Подскочил к бедняге, послушал пульс. Сердце билось ровно, хотя удары были слабыми. Значит, другое — то, что давно подсказывала интуиция.

— Боря, — прошептал Фролов, — в шкафчике шприц и ампула, кольни.

Он сделал укол, отключил в кабинете телефоны, предупредил Зинаиду, чтобы не беспокоили, и принялся ждать. Сомнений не оставалось — Андрея Борисовича необходимо везти к Сергею. Если опасения подтвердятся, нужно срочно начинать лечение. Если нет, Фролова следует взашей гнать с работы. Валяться на диване, копаться в огороде, гулять, плыть на теплоходе — все что угодно, но отдыхать, сбросить адское напряжение, которое загонит неуемного трудоголика в могилу.

— Спасибо, друг, выручил. — Слабый голос прервал мысли Бориса. — Свободен, иди, занимайся делами.

— Нет, сначала дайте слово, что поедете со мной к врачу.

— «Нет!» — передразнил оживший Фролов. — Не дави на меня, Борис Андреич. Схожу, когда будет время. А сейчас сам видишь: треть маршрутов летит к чертовой матери из-за этой долбаной войны в Чечне! Не до врачебных посиделок! — Он налил из графина воду. Слабая рука дрогнула, прозрачная жидкость пролилась на рубашку. — Черт, вроде не с похмелья, а руки дрожат. — Шумно глотая, осушил стакан, вздохнул и, помолчав, признался: —

Бесполезно идти к врачам, Боря. Рак у меня, максимум полгода осталось. Поэтому сейчас каждая минута дорога. Нельзя мне убивать время, которое скоро убьет меня. В этом поединке, дорогой мой, исход известен заранее, надо только потянуть процесс. Вот я и тяну, лезу в каждую щелочку, чтобы выгадать лишний часок. А ты предлагаешь бегать, вывалив язык, и палить во все стороны. Где ж я тебе, мил человек, патронов-то наберу? Когда у меня всего один в стволе, и я знаю, куда им выстрелить. Нет, — возразил он, задумчиво глядя на Бориса, — негоже мне за призраком гоняться, если смолоду к реалиям привык.

— Андрей Борисович, вы мне верите?

— Да вроде прежде сомневаться не доводилось.

— Я вытащу вас! — И выдал совершенно нелепое: — Сто пудов!

В субботу он повез зеркального тезку в свой деревенский дом. На заднем сиденье дремал Черныш, а в багажнике, подталкивая друг друга под бочок, тщательно упакованные, ехали широкие кольца трубы, готовой снова жадно глотнуть спасительной энергии.

Прошло три месяца. Конечно, они съездили к Сергею и сделали необходимые анализы. Картина выздоровления должна быть ясной. А в том, что его «Луч» убьет губительные клетки, Борис был уверен на сто процентов. Время оказалось бессильным перед талантом ученого, и усовершенствованный аппарат рвался оправдать свое возрождение. Фролов к диковинной штуковине привык быстро, по-своему привязался и с удовольствием вверял ей свою седую голову. Прибор и человек отчаянно боролись за жизнь, и, кажется, победа медленно, но уверенно топала в их сторону. Приближался Новый год. Тридцатого декабря Фролов позвонил Борису домой и спросил о планах на новогоднюю ночь.

— Никаких, — ответил тот.

— Подгребай ко мне, а? С Чернышом. Встретим вместе новогодье, заодно и поговорим. Есть разговор к тебе, Боря, серьезный. На работе и по телефону всего не обскажешь. Придешь?

— Приду! Спасибо за приглашение.

— Тебе спасибо, что скрасишь одиночество старика. Значит, в десять жду?

— Договорились!

В десять часов обвешанный пакетами Глебов нажимал кнопку звонка, а рядом стоял черный пудель и, задрав голову, терпеливо ждал, когда распахнется дверь. В зубах пес держал черный бархатный мешочек. Не прошло и минуты, как на пороге появился хозяин.

— Здорово, ребятки, проходите! — обрадовался он, впуская гостей.

— Черныш, поздравь Андрея Борисовича с Новым годом! — попросил Борис.

Пудель наклонил кудрявую голову и бережно положил к ногам хозяина подарок.

— Спасибо, дружище! — Одаренный ласково потрепал необычного дарителя. — У меня для тебя тоже есть презент. Погоди маленько! — И вышел в гостиную. Вернулся с упаковкой собачьих косточек. — Держи! Под елку положил, хотел в двенадцать преподнести. Ну да лучше раньше, чем позже, — довольно ухмыльнулся он. — Боря, а ты, дорогой, для кого все это приволок? — кивнул на пакеты. — У нас с тобой только два рта.

— Так и Новый год — двухдневный праздник! — отшутился Борис, выкладывая на кухонный стол продукты и выставляя напитки. — А там и Рождество в затылок дышит. Мы же русские люди, Андрей Борисович! Для нас зима должна быть сытной да хмельной.

Проводили, как положено, старый год. Встретили с надеждами новый. И к концу первого часа Фролов попросил немного подождать, вышел в другую комнату, тут же вернулся с запечатанным белым конвертом в правой руке.

— А теперь потолкуем о деле! — Помолчал, собираясь с мыслями. По телевизору тонким голоском шелестела Кристина. Фролов взял пульт. — Не возражаешь, если выключу?