Когда закончилась нефть
Шрифт:
Снова пауза. Полковник считал, считал и Урри. Теперь, прикинув возможности полковника, он решил считать до двухсот.
— Молодец, — сказал полковник, когда Урри дошел до ста шестидесяти одного. — Хорошо держишься.
Тонкая, сверкающая сеть лести, подумал Урри, уважая полковника. Мысль показалась ему поэтической, поэтому он вспомнил о том, что собирался сочинить стихотворение о луче света и луче боли, но до сих пор не сочинил. Дал себе обещание выполнить данное себе накануне обещание сегодня же. Если карандаш поменяют, хотя
— Нравишься ты мне, Урри. Но вот ведь что, парень башковитый, — а намеков не понимаешь. — Полковник подался вперед. — Стало быть, еще раз. Ты сам-то, — полковник подмигнул левым глазом, — в эту ахинею. — Полковник подмигнул правым глазом. — Веришь? — Полковник моргнул обоими глазами.
— У вас не конъюнктивит ли часом? — спросил Урри. — Впрочем, извините, помню, здесь, вопросы, да. Нет, товарищ полковник, не верю я в эту ахинею.
Полковник улыбнулся, откинулся на спинку стула, кивнул — мол, продолжай.
— Верят в других случаях. А в данном случае я просто знаю, что так оно и есть. И что эта, как вы изволили выразиться, ахинея, вовсе таковой не является. Таким, стало быть, образом.
Полковник кивнул еще раз, но улыбаться перестал.
— Уведите.
Ощущение было жутким. Стало настолько страшно, что Урри впервые вступил в конфликт с конвоем. Увидев вместо камеры натуральную больничную палату (и за несколько секунд честно ответив себе, что да, шли тем самым маршрутом, и это — то самое помещение), Урри потерял самообладание и резко рванулся назад. Реакция была мгновенной. Двое конвойных, которые вели его назад, повалили Урри на пол, а появившиеся невесть откуда еще двое — уже в белых халатах — профессионально подменили куда-то скрывшихся напарников, натянув на Урри смирительную рубашку. Не киношную, с длинными рукавами, а настоящую, представлявшую собой кожаную пеленку со шнуровкой за спиной.
На глазах выступили слезы. От страха, отчаяния и беспомощности. Санитары подняли Урри на ноги и ввели в комнату.
В ней теперь было четыре кровати, попарно у стен слева и справа от двери. Между кроватями стояли тумбочки. На трех кроватях лежали люди. Один парень — откуда-то с Запада, возможно, из Нигерии — тоже в смирительной рубашке. Двое других, белых и старых, были сравнительно свободны. Один из них, встревоженный шумом, сел.
— Спокойно, спокойно, — сказал санитар, державший шнуровку смирительной рубашки Урри. — Соседа не узнали, что ли?
— Узнали, узнали, — сказал тот, что сел. — Я думал, помочь чем.
— Не подмазывайся, — сказал второй санитар, прошедший тем временем к свободной кровати и откинувший одеяло. — Давай.
— Бузить будешь? — спросил первый санитар у Урри.
— Хорошо придумано — сказал Урри, к которому вернулось самообладание. — Очень хорошо. Но не выйдет.
— Не выйдет — слабительное дадим, — сказал первый санитар и засмеялся.
— Хорош зубы
Спустя полминуты Урри лежал в кровати, лицом вверх. Санитары заботливо укрыли его одеялом.
— Если я блевану, то задохнусь, — сказал им Урри.
— А с чего тебе блевать-то? — спросили санитары.
— Вы в курсе, как у вас изо рта воняет? — Урри врал, но у него оставалось слишком мало способов самозащиты.
— Санитаров каждый может обидеть, — сказали санитары, впрочем, явно не обидевшись. — Но ты не забывай, что санитары тоже могут обидеть каждого. Усек?
Урри промолчал. Санитары ушли.
Какое-то время перед глазами был только кусок пробковой стены и такого же потолка. Потом в поле зрения появилось бородатое лицо белого — того, что хотел помочь санитарам.
— Помнишь меня? — спросил бородатый. Изо рта у него немыслимо воняло. Урри понял, что мир наказывает его за проявленную давеча слабость. Чтобы искупить вину, он заставил себя ощутить сострадание к этому человеку. В конце концов, изо рта воняет почти у всех стариков. Прикинув, о чем может думать белый человек на западном побережье Красного моря, Урри спросил:
— Вы как в Эфиопию попали?
Старик крякнул.
— Ты б таблетки все-таки кушал, а? Так ведь и до лоботомии недалеко.
Ага, подумал Урри. Бить все-таки будут.
Основным содержанием происходящего был стон. Протяжный, негромкий — к счастью — и какой-то убогий, словно бы жизнь стонавшего была столь тяжела, что даже стонать выходило с трудом. На этот стон, чем-то напоминавший тот самый первый луч света, нанизывались слова беседы, которую неторопливо разыгрывали двое других соседей Урри. Слушать эту буффонаду уже порядком надоело, да и от укола на душе было муторно, но беседа была единственным лимоном, находившимся в распоряжении Урри. И оставалось только делать лимонад, переваривая то, что произносили соседи.
— Не бери в голову, — сказал бородатый (Урри успел запомнить его голос). — А то таким же будешь.
Урри догадался, что бородатый кивнул в его сторону.
— Не буду, — ответил другой, облик которого был совершенно туманен. Разглядеть его по пути к кровати Урри не успел, других же возможностей не представлялось.
— Это почему?
— Да потому, что он в голову брал, брал, а главного не понял.
— Чего же?
— Сам подумай.
Бородатый какое-то время молчал. Делал вид, что думает. Урри знал, что люди с психическими расстройствами часто воспринимают просьбы подобного рода слишком буквально. А они знали, что Урри это знает. Наверное, нашли-таки «Идеальный допрос». Ну что ж, думал Урри. Играть в открытую сложней, но выиграть в таком случае почетней.
— Не знаю. Подумал — не придумал.
— Не понял он того, что нефть в головах кончается.
— Это как?
— А вот так, книжки читать надо.