Когда закончится август

Уорд Пенелопа

— Ты собиралась уехать в университет?

— Да. Меня зачислили в программу для медсестер.

Я покачал головой. Эта девушка отдала свое самое важное время в жизни, чтобы стать круглосуточной сиделкой в двадцать лет. Я подумал где я был в её возрасте: в колледже со всей свободой в мире.

Я принимал всё как должное.

— Мне жаль это слышать — что ты не смогла уехать.

— Всё хорошо. Я уже свыклась с этим. Всё же, я не была готова к тому, что он появится здесь сегодня.

— Послушай, я знаю, что ты слишком вежливая чтобы предложить это,

но мы можем сделать всё в другой раз, если твоя мама не чувствует себя хорошо. Я могу прост- Нет! Я пригласила тебя. У меня выходной. Я не хочу зря его тратить.

Кроме того…,- она посмотрела на мои руки, — Ты принес …хлеб.

Я практически забыл об этом, — Да. Эм…У меня было мало времени чтобы решить, что принести. Я уже собирался взять бутылку вина, потом вспомнил, что тебе нельзя пить.

— Ну, по закону нельзя, но я определенно могу выпить если я— Нет, не можешь. Не тогда, когда я приношу алкоголь.

Она посмотрела на потолок. — Тогда ладно. Она взмахнула рукой и сказала, — Пожалуйста, проходи на кухню, ворчун! — Она взяла хлеб. — Могу я предложить тебе что-то выпить?

Я просунул свои большие пальцы в петли джинс, чувствуя, что этот так называемый ужин на двоих будет не легким. — Конечно. Всё что угодно.

— Газировка подойдет?

— Да, спасибо.

Она откупорила баночку клюквенно-лаймовой газировки из холодильника и передала мне.

Она встала напротив меня и смотрела как я делаю первый глоток.

— Спасибо за хлеб, — её лицо стало красным. — Господи, ты заставляешь меня нервничать, Ноа, — добавила она. — И тот факт, что этот вечер превратился в полную задницу не помогает. И в довершение всего, ты не позволяешь мне выпить, чтобы успокоиться.

Никто не мог обвинить эту девчонку в том, что она не говорит то, о чем думает. Она была чересчур честной.

— Я не сказал, что тебе нельзя выпить. Я сказал, что не собираюсь быть тем, кто принесет тебе выпивку.

— Хорошо, — улыбнулась она. — В любом случае, я шутила. Но мне бы не помешало выпить сейчас.

Ирония в том, что она сказала будто я заставляю её нервничать, хотя это она заставляет чувствовать меня прямо-таки некомфортно. Она стояла напротив меня в облегающей черной рубашке и её груди были сжаты вместе. Её длинные светлые волосы, которые обычно были собраны в хвост, были распущены и спадали вниз по спине, и её ноги были полностью открыты в коротенькой джинсовой юбке. Я, безусловно, не должен был замечать всё это- от этого и чувствовал дискомфорт.

— Почему я заставляю тебя нервничать? — спросил я. — Никто не должен иметь такую власть над тобой. Нет причины, чтобы ты нервничала из-за меня. Я просто здесь стою.

— Это не из-за того, что ты делаешь. Это из-за того, какой ты. С тех пор как мы встретились, ты пугаешь меня. Этот ужин должен был стать попыткой преодолеть это, но пока безуспешно.

Я не знал что сказать. Мне не нравилось, что я заставлял её нервничать, но может это было к лучшему. Альтернатива- быть слишком милым с ней и обманывать — тоже не будет хорошей.

— Ты знаешь…,-

сказал я. — ты не должна показывать людям свой страх. Неважно что я думаю о тебе. Моё мнение ничего не значит в твоей жизни.

— Ох, я знаю это. Но мне хочется узнать тебя, и будет прекрасно сделать это не испортив всё.

Она посмотрела в сторону спальни. — Я собираюсь пойти и попросить еще раз мою маму спуститься, хорошо?

— Тебе не нужно этого делать. Оставь её.

Она не послушала меня. — Погоди. Я сейчас вернусь.

После того, как Хизер исчезла наверху, я прошелся по залу, ожидая увидеть какие-то фото. Их не было, ни одной. Толстоголовый- это имя, которое я дал псу- смотрел на меня.

На полке была большая коллекция статуэток, в основном детей.

Её голос испугал меня. — Вижу ты нашел мои Хуммели.

— Они так называются?

— Да. Я коллекционирую их.

— Я ошибался на твой счет, — поддразнил я, — ты не подросток. Тебе восемьдесят.

Она улыбнулась. — Не смейся над моими Хуммелями.

— Я шучу.

Она подошла ко мне поближе. — Вообще-то с ними связана классная история.

— Да?

— Была монахиня…Сестра Мария Иннокентия Хуммель. От этого они получили своё название. В общем, она изучала рисование перед тем, как отказалась от своей жизни и вступила в монастырь. Но даже после этой жертвы, она не потеряла свою индивидуальность. Она продолжала свое искусство, и рисовала этих маленьких людей. Кто то обнаружил это, и заключил с ней соглашение, превратив её рисунки в статуэтки. После Второй Мировой Войны, американские солдаты, служащие в Германии, отправляли их своим семьям. Мне нравилось слушать эту историю. Как по мне, они представляют собой ностальгию и невинность — надежду. Они делают меня счастливой. Или, по крайней мере, делали когда-то.

Интересно. Но больше не делали счастливой? — Как давно ты их коллекционируешь?

— С тех пор, как мне было около восьми. Я просила их на дни рождения и другие праздники. Я перестала их коллекционировать несколько лет назад.

— Почему?

— Это длинная история.

Она не уточнила. — В общем…Мне очень жаль, но моя мама не хочет присоединиться к нам. У неё плохой день. Это очень унизительно.

— Нет причины чтобы чувствовать себя унизительно из-за того, в чем нет твоей вины, — я вдруг осознал, что всё это приглашение полная чушь. — Она не хотела со мной знакомиться, не так ли? Ты сказала, что это была причина по которой ты пригласила меня.

И снова, не потребовалось много времени, чтобы узнать у неё правду.

— Нет, — сказала она. — Я просто хотела поужинать с тобой.

Я вздохнул. Я даже не мог злиться на неё. — Значит, давай поужинаем, тогда.

Паника вспыхнула на её лице. — Ужин…черт!

Она помчалась на кухню, открыла духовку и вытащила сгоревшую лазанью.

— Я должна была вытащить её до того, как пришел Эрик. Он полностью меня отвлек, и пока ты не сказал слово ужин, я даже не вспомнила, что готовила его.