Когда закончится война
Шрифт:
От греха подальше отхожу в сторонку и присаживаюсь на свой стул.
– Ничего, ничего, - тихо приговаривает женщина, гладя меня по голове. Дергаю головой, скидывая ее руку. Никому не позволяю касаться моих волос.
Ледяная вода помогла привести меня в чувство. Мой ум как будто прояснился, теперь я хотя бы в силах отдавать отчет своим мыслям и действиям.
Внутри меня опять поднимается волна раздражения. Мне хочется накричать на них, спросить, чем меня напоили так, что я теперь похожа на чокнутую. Ведь это наверняка какое-то сильнодействующее наркотическое вещество. Другого объяснения
– Какой сейчас год?
– задаю я самый глупый вопрос, пришедший мне в голову.
Женщина быстро переглядывается с мальчиком и отвечает, словно мурлыкает:
– Сорок третий, май.
– Еще два года, - машинально отвечаю я, глядя в ее добрые глаза.
– Еще не скоро...
Женщина снисходительно улыбается, разжимая мои сжатые пальцы и забирая из моих рук пустую кружку.
– Хорошо, хорошо, через год...
Наконец я не выдерживаю. Вскакиваю и снова начинаю кричать:
– Хватит уже меня дурить! Это и правда не смешно! Не знаю, как вы это сделали, но верните все, как было! Я сейчас же уеду отсюда, уеду, меня папа заберет!.. Сейчас не сорок третий, и фашистов всех давно перебили... Если это розыгрыш, то он уже затянулся.
Топаю ногой и снова сажусь на стул. Краем глаза замечаю, что Тихон закатил глаза и недовольно что-то ворчит. Кажется, даже пальцем у виска покрутил.
Злюсь еще сильнее. Обманывают меня, как только могут, да еще и меня саму дурой выставляют. Не понимаю только, зачем им это нужно. Первый раз в жизни видим друг друга...
– Ты, Катюша, наверно, просто устала, - продолжает успокаивать меня женщина.
– Я же все понимаю, сейчас тяжело...
– Я не Катюша, - признаюсь я.
– А как тебя тогда называть?
Открываю рот, чтобы ответить, но лишь выдыхаю воздух и снова закрываю рот. Наверно, все-таки будет лучше, если я скрою свое настоящее имя.
– Катя, - сдавленно произношу я, потупив глаза.
Слышу, как Тихон фыркает. Проношу это мимо ушей, стараясь даже не глядеть в его сторону.
– Ну хорошо, Катя так Катя, - миролюбиво принимает мою сторону женщина.
– Ты выспишься и не будешь больше волноваться...
Хочу объяснить ей, что я совсем не хочу спать, а хочу только одного: вернуться в тот треклятый коридор на третьем этаже лагерного корпуса! Но понимаю, что все мои слова не принимают всерьез. Меня считают ненормальной. И я сама уже такой себя считаю.
Поднимаю руки и гляжу на них, пытаясь найти следы от уколов. Кожа без каких-либо повреждений. Если меня и одурманили, то каким-то другим способом.
Все, что происходит со мной сейчас, кажется нереальным сном. Не находя логического объяснения, я все больше и больше думаю о фэнтези-книгах, где возможно все, вплоть до путешествий во времени. Но какая-та часть моего сознания все еще упирается в мысль о розыгрыше, хотя я уже плохо в это верю. Да мне уже во все трудно верится!
Внезапно приходит осознание того, что произошло. В голове по вискам бьет одна-единственная назойливая мысль: все, что сейчас происходит, происходит на самом деле. На дворе страшный сорок третий год, а я на самой настоящей Великой Отечественной Войне, исход которой мне, конечно же, известен, но не известно лишь одно.
Смогу ли я дождаться этого
Четвертая глава
'22 июня 1941...
Сегодня воскресенье. Вера долго ждала этот день. И я тоже.
Отец вернулся еще сегодня ночью, когда все в доме уже спали. Мама уложила нас с Веркой, а сама сидела у окна в другой комнате и не ложилась. Я тоже решил не спать. Не мог я пропустить такое событие - отцу дали отпуск, и он вот-вот должен вернуться домой. Мы не виделись больше полугода.
Верка, наверно, уже видела седьмой сон, а я лежал рядом с открытыми глазами. Боялся, что, если закрою, усну. А вот Верка не боялась. Ну, ее-то понять можно. Пять лет девчонке.
Я, когда шаги услышал, сразу встал с кровати. Тихо пробрался к двери и приоткрыл ее. Помню, как при тусклом свете увидел отца. Он вошел в сени, как всегда, высокий и подтянутый, в военной форме. А мама уже рядом была. Она его, наверно, еще раньше увидела. Из окна.
Я не решился тогда выйти. Мама бы разозлилась, что я не сплю. Она у нас с Веркой самая лучшая, но все-таки я обещал, что не буду дожидаться отца до поздней ночи. Отчасти, я свое обещание выполнил. Я же его не встречал, просто дождался.
И вот мы наконец-то все вместе. Оглядываю сидящих за столом людей, и не могу скрыть своего счастья. Они все тут, в сборе. Такие моменты бывают очень редко.
Прямо передо мной сидит отец. А на его коленки уже залезла Вера и теперь трется макушкой о его плечо, как котенок. Мама сидит рядом с ними. Даже отсюда я вижу, как блестят ее глаза.
Наша мама очень красивая. Отец говорит, что она похожа на русалку. Мама всегда отшучивалась, отвечая на этот комплимент одними и теми же словами: 'Русалки злые. А я у тебя ангел.' Папа тоже смеялся и всегда целовал маму в ухо.
К столу подходит Лиля. Она тоже рада встрече с братом. На ее талии подвязан клетчатый фартук, а в руках она несет яблочный пирог.
– Ну все, - говорит отец, потирая руки и в полном блаженстве закатывая глаза.
– Теперь я дома по-настоящему!
Лиля улыбается и краснеет. Ставит пирог на стол, попутно нарезая его на равные части.
Вдыхаю чуть пряный аромат и понимаю, что полностью счастлив.
Лиля кладет каждому на тарелку по большому куску.
– Ай да сестричка, - восклицает отец, надкусывая пирог.
– Ну ты у меня просто чудо!
Лиля снова смущается и садится рядом со мной.
Верка перебегает ко мне и пытается устроиться на моих коленях.
– Вер, тебе что, места мало?
– спрашиваю я у сестры.
– Пусти, - говорит та, упрямо пролезая под моей рукой.
– Ну пусти же! Мне отсюда тату лучше видеть.
'Тата' - это на ее языке 'папа'. Не знаю, откуда у нее взялась эта странная манера называть так отца, но, тем не менее, по-другому она его и не зовет.
Маму это всегда очень умиляло. Иногда мне кажется, что она вообще Верку любит больше, чем меня. Помню, как я на нее обижался раньше. Но потом понял, что Вера младше, да к тому же девчонка. Вот поэтому все внимание ей. Раньше меня это больно задевало. А потом я осознал, что своим счастьем обязан ей. С ее рождением у меня появилась возможность уходить в лес одному и на долгое время. Ну, и ответственность, конечно, тоже...