Когда запоет соловей
Шрифт:
Сердце бешено стучало, в ушах шумело, но даже сквозь этот шум он слышал крики Маргарет, которой вторил тонюсеньким голоском Кай. Не разбирая дороги, Мика мчался, все сильнее углубляясь в лес, и неожиданно выскочил на дорогу. Остановившись на мгновение, он попытался отдышаться, как вдруг вдалеке послышался звук приближающихся повозок, и Мик побежал дальше. Зацепившись ногой за мшистый корень, он упал и покатился в овраг, где оказался в куче палой листвы. И тогда он решил, что в этом неожиданном укрытии с дороги его не будет видно, поэтому
Звуки приближающихся повозок становились все громче, уже отчетливо доносился не только стук копыт и поскрипывание колес, но и людские голоса. На какое-то время караван остановился, сердце Мики ухнуло вниз, но потом он понял, что к оврагу никто не идет, и успокоился. Повозки какое-то время постояли, а затем снова тронулись в путь, и вскоре все стихло. Мика решил еще побыть в укрытии, чтобы уж наверняка убедиться, что его никто не обнаружил, но на него навалилась усталость, и, пригревшись в листве, он уснул.
Когда Мика открыл глаза, день уже явственно перевалил за середину. Мальчик испугался, что ему придется ночевать в лесу, и, как бы ему ни хотелось подольше не показываться на глаза матери после случившегося, он поспешил домой.
Поскальзываясь на влажной листве, он кое-как взобрался по склону и вышел к дороге, по которой довольно скоро добрался до развилки, ведущей к деревне. Оттуда путь уже был хорошо известен. Но тем не менее порог дома Мика переступил, когда уже совсем стемнело. Мальчик с виноватым видом и нарастающим чувством страха – непременно влетит! – робко зашел в гостиную.
Там его уже ждали мать и старшая сестра. Мика молчал, не поднимая глаз, переминался с ноги на ногу и пытался отряхнуть грязь и прилипшие травинки с курточки и разорванных штанов. Но когда он наконец посмотрел на мать, услышав ее произнесенный сдавленным голосом вопрос: «Ты где был?», то понял, что произошло что-то гораздо худшее, чем прогул занятия и драка.
После не терпящего возражений указания матери немедленно подняться наверх и привести себя в порядок Мика получил разъяснения от старшей сестры, чье лицо от волнения было покрыто красными пятнами.
Оказывается, пропали Хромоножка и маленький Кай.
Глава 3. Никлаус
В родовом поместье капитана Аллена, особенно в спальне его молодой жены, воцарилась скорбная тишина. Не было уже того радостно-волнительного оживления, охватившего замок еще вчера с началом родов. Прекратился и тревожный громкий шепот, когда всем стало понятно, что появление на свет наследника проходит с большими трудностями. Стихли и секретные пересуды по углам о шансах на сохранение жизни молодой хозяйки.
На замок плотным облаком опустилось безмолвие, не нарушаемое ни криками измученной роженицы, ни спешным топотом слуг, носящихся с горячей водой и чистым бельем, ни уговорами повитухи потерпеть еще чуть-чуть. Не шуршали даже метлами и скребками – в
Никлаус, тяжело громыхая сапогами по каменной лестнице, медленно поднимался к покоям супруги. Неподвижное лицо его напоминало маску, льдистые голубые глаза смотрели отрешенно, руки со сжатыми кулаками раскачивались в такт размеренным шагам. Слуги, попадавшиеся ему на пути, не смели поднять взгляд, чтобы случайно не наткнуться на холодные глаза господина. Лишь старая экономка, присев в глубоком реверансе у входа в спальню хозяйки, зачем-то произнесла надтреснутым голосом, указав вглубь комнаты:
– Она там.
Не взглянув на старуху, Никлаус зашел в покои и остановился на некотором расстоянии от постели, устремив беспристрастный взгляд на мертвую жену. Негромко вздохнул, так, что не услышал никто из стоявших за дверью людей, постоял молча с минуту, затем развернулся и направился к выходу.
В дверях его встретила повитуха с младенцем на руках. Аллен мрачно взглянул на синюшное тельце: ребенок был слаб и лишь слегка поддергивал ручонками, выпроставшимися из пеленок.
– Сын, ваша милость, – негромко произнесла женщина.
Новоиспеченный отец кивнул и, обратившись к экономке, скомандовал:
– Распорядитесь насчет похорон. Я возвращаюсь в Веенпарк.
Та немедленно присела в реверансе еще раз.
– Как велите назвать ребенка, милорд? – несмело спросила она.
– Я решу позже, – нахмурился Аллен. – Сообщите мне, если… Если он выживет, – жестко добавил он.
– Прикажете подыскать кормилицу? – не отставала от господина экономка.
Тот в раздражении пожал плечами.
– Делайте все, что считаете нужным, Мириам. Как всегда.
Старуха почувствовала зарождающийся гнев капитана и умолкла, склонившись в поклоне.
Едва перестали доноситься звуки господских шагов, удалявшихся по коридору в направлении кабинета, как Мириам опрометью, насколько ей позволял преклонный возраст, понеслась в людскую. Там ее поджидали кухарка, камеристка покойной хозяйки, молодой конюх и другие слуги.
– Ну что сказал? – с нетерпением спросила кухарка, едва экономка переступила порог комнаты.
– Да ничего особенного, – с разочарованием протянула старуха. – Уезжает в Веенпарк, похоронами заниматься нам, как всегда.
– Хорошо, что с прошлого раза далеко ничего не убрали, – заметила кухарка, утирая передником пот с толстого лица.
– С прошлых разов, – фыркнув, уточнил конюх.
– Он проклят, он точно проклят, – вытерев слезы, произнесла бывшая камеристка Риввы, дрожащими руками распрямляя насквозь мокрый батистовый платочек.
Повисла тишина. Экономка потерла сухие морщинистые ладони и, покачав головой, негромко сказала:
– Как тут не поверить в проклятия… За пять лет третья покойница.