Коглин
Шрифт:
В середине следующего дня Дэнни, Марк Дентон и Кевин Макрей встретились с Джеймсом Дж. Сторроу в роскошном номере отеля «Паркер-хаус». Они принесли с собой подробные доклады о санитарно-гигиеническом состоянии всех восемнадцати полицейских участков и анализ динамики заработной платы по тридцати другим городским профессиям — уборщики, докеры, трамвайные вагоновожатые, — в сравнении с которой жалованье полицейских выглядело ничтожным. Все это они разложили перед Джеймсом Дж. Сторроу и тремя другими бизнесменами, вошедшими в его комиссию. Те просматривали их, то удивленно покачивая головой, то хмыкая, так что Дэнни
Сторроу хотел было взять из пачки очередной доклад патрульного, но передумал и отодвинул ее в сторону.
— Достаточно, — произнес он негромко. — Вполне достаточно. Нет ничего удивительного, джентльмены, что вы чувствуете себя заброшенными в том самом городе, который защищаете и охраняете. — Он глянул на трех своих коллег, и все они, как по команде, с сочувствием закивали. — Это стыд и позор, джентльмены, хотя далеко не вся вина лежит на комиссаре Кёртисе. Такое происходило еще при О’Мире, на глазах у мэров Кёрли и Фицджеральда. — Сторроу поднялся из-за стола и пожал руки сначала Марку Дентону, потом Дэнни, потом Кевину Макрею. — Приношу свои глубочайшие извинения.
— Спасибо, сэр.
Сторроу прислонился к столу, по-прежнему глядя на них.
— Что же нам делать, джентльмены?
— Мы лишь хотим получать по справедливости, сэр, — ответил Марк Дентон.
— И в чем же для вас состоит справедливость?
Дэнни произнес:
— Ну, сэр, для начала — повышение зарплаты на триста долларов в год. Никаких спецзаданий и сверхурочных без компенсаций, сопоставимых с компенсациями в тридцати других сферах деятельности.
— А еще?
— А еще, — вступил Кевин Макрей, — отменить правило, согласно которому мы должны сами оплачивать свою форму и снаряжение. А еще речь идет о чистых служебных помещениях, сэр, о чистых кроватях, о туалетах, пригодных для использования, об уничтожении крыс и вшей.
Сторроу кивнул. Взглянул на трех коллег, хотя ясно было, что здесь по-настоящему весомо лишь его слово. Он вновь повернулся к полицейским:
— Присоединяюсь.
— Извините?.. — озадаченно проговорил Дэнни.
В глазах у Сторроу зажглась улыбка.
— Я говорю, что абсолютно с вами согласен, полисмен. Я разделяю вашу точку зрения и дам рекомендацию полностью удовлетворить вас.
Первой мыслью Дэнни было: так просто?
Однако за ней сразу пришла вторая: подожди, сейчас будет «но».
— Но, — произнес Сторроу, — мои полномочия в данном случае ограничиваются лишь рекомендациями. Сам я не могу принимать решения. Это может осуществить лишь комиссар Кёртис.
— Сэр, — отозвался Марк Дентон, — прошу прощения, но комиссар Кёртис сейчас решает, увольнять или не увольнять девятнадцать сотрудников.
— Я осведомлен об этом, — заметил Сторроу, — но не думаю, что дело дойдет до увольнения. Это было бы в высшей степени неосмотрительно. Верьте или нет, джентльмены, но городские власти поддерживают вас. Просто они не поддерживают забастовку. Если вы позволите мне урегулировать этот вопрос, вы получите все, что требуете. Окончательное решение за комиссаром, но он человек благоразумный.
Дэнни покачал головой:
— Я пока не видел никаких подтверждений этому, сэр.
Сторроу улыбнулся почти лукаво:
— Как бы там ни было, обещаю вам: городские власти сумеют увидеть в вашей позиции логику так же, как это вижу я. И вы получите справедливый ответ на все свои претензии. Я прошу терпения, джентльмены. Прошу рассудительности.
—
Сторроу вернулся к столу и начал рыться в бумагах.
— Но вы должны будете выйти из Американской федерации труда.
Вот оно. Дэнни захотелось вышвырнуть стол в окно. А вслед за ним — всех, кто в комнате.
— И на чью же милость мы отдаемся в этот раз, сэр? — осведомился он.
— Не совсем понимаю вас.
Дэнни встал:
— Мистер Сторроу, все мы вас уважаем. Но мы получаем жалованье на уровне девятьсот третьего года, потому что наши предшественники двенадцать лет верили пустым обещаниям, прежде чем наконец потребовать положенного. Мы слышали от городских властей клятвенные заверения, что после окончания войны мы сполна получим все, что нам причитается. И что же? Нам до сих пор платят то же самое жалованье, что и в девятьсот третьем году. И что же? Никакой послевоенной компенсации. Районные участки так и остаются выгребными ямами, патрульные как перерабатывали, так и перерабатывают. Мистер Кёртис заявляет прессе, будто формирует некие «комиссии», ни словом не обмолвившись, что формирует их он из своих прихвостней, которых никак не назовешь беспристрастными. Мы уже доверялись городским властям, мистер Сторроу, доверялись бессчетное количество раз, и нас всякий раз оставляли с носом. И теперь вы хотите, чтобы мы отреклись от единственной организации, которая дала нам реальную надежду?
Сторроу положил ладони на стол и пристально посмотрел на Дэнни:
— Да, полисмен, я этого хочу. Вы можете использовать АФТ как козырь. Я говорю вам это откровенно. Это умный ход, и не сдавайте эту карту сразу же. Но уверяю вас, юноша, рано или поздно вам придется ее сдать. Если вы предпочтете бастовать, я буду в этом городе самым убежденным сторонником того, чтобы вы больше никогда не надели полицейские значки. — Он наклонился вперед. — Я верю в вашу правоту, полисмен. Я буду бороться за вас. Но не загоняйте в угол ни меня, ни нашу комиссию.
В окнах за его спиной ярко сияло безоблачное голубое небо. Прекрасный летний день, выпавший в первую неделю сентября: такого достаточно, чтобы все забыли темные августовские дожди и ощущение, что больше никогда не высохнешь.
Трое полицейских встали и отдали честь Джеймсу Дж. Сторроу вместе с его коллегами, после чего удалились.
Дэнни, Нора и Лютер играли в карты на старой простыне, разложенной между двумя железными дымовыми трубами на крыше. Был поздний вечер, все трое устали: от Лютера пахло скотным двором, от Норы — обувной фабрикой, — но все равно они поднялись сюда с двумя бутылками вина и колодой, ибо в городе не так много мест, где черный мужчина и белый мужчина могут вместе повеселиться, и еще меньше таких мест, где к ним могла бы присоединиться женщина и вдоволь попить вина. Когда они вот так собирались втроем, у Дэнни возникало ощущение, что они как-то обманули жизнь.
Лютер спросил:
— Это еще кто? — Голос у него был тягуче-ленивый.
Дэнни проследил за его взглядом и увидел, что по крыше к ним направляется лично Джеймс Джексон Сторроу. Он стал подниматься, и Нора поймала его за руку, когда он пошатнулся.
— Одна итальянская дама любезно сообщила мне, где вас искать, — произнес Сторроу. Он взглянул на них троих, на простыню с разбросанными по ней картами, на бутылки. — Прошу извинить за вторжение.
— Что вы, — отозвался Дэнни, в то время как Лютер встал и протянул руку Норе.