Коглин
Шрифт:
— Отец, — проговорила она, — прошу прощения. Я думала, ты один.
— Ничего страшного, Лоретта. Эти господа уже уходят. Поздоровайся, — напомнил он.
— Да, отец, прости. — Она повернулась и сделала легкий реверанс Джо и Диону. — Мисс Лоретта Фиггис, к вашим услугам.
— Я Джо Коглин, мисс Лоретта. Приятно познакомиться.
Когда Джо чуть качнул головой, он ощутил совершенно непонятный порыв — ему захотелось опуститься на колени. Это оставалось в нем до вечера: мысль о том, какая она нежная и чистая. И о том, как тяжело, наверное, быть отцом такого хрупкого существа.
Этим же вечером, позже,
Джо спросил у Диона, лучший ли это ужин в городе.
Дион улыбнулся через полную вилку lechon asado [111] с жареной юккой:
— Лучший в стране.
Джо улыбнулся в ответ:
— Я бы тоже сказал — неплохой.
Он заказал ropa vieja [112] с черной фасолью и желтым рисом. Съел все подчистую и пожалел, что порция недостаточно велика.
Подошедший метрдотель сообщил, что кофе ожидает их вместе с хозяевами заведения. Джо и Дион последовали за ним, шагая по полу, выложенному белой плиткой, миновали сцену и проникли за занавес темного бархата. Затем они прошли по целому коридору, отделанному вишнево-красным дубом, какой идет на ромовые бочки, и Джо невольно задумался: не доставили ли несколько сотен таких бочек через Мексиканский залив специально для отделки этого коридора? На самом деле их понадобилось бы гораздо больше: оказалось, что и кабинет отделан тем же деревом.
111
Латиноамериканское блюдо из жареной свинины (исп.).
112
Бифштекс в томатном соусе, досл. «старая одежда» (исп.).
Внутри было прохладно благодаря полу из темного камня и металлическим вентиляторам, свисающим с потолочных балок, поскрипывающим и позвякивающим. Полоски мощных жалюзи медового цвета были открыты, впуская вечер и неумолчное потрескивание стрекоз.
Эстебан Суарес оказался стройным человеком с гладкой кожей цвета слабого чая. Светло-желтые глаза напоминали кошачьи, а волосы, зализанные со лба назад, совпадали по цвету с темным ромом в бутылке на его столике. На нем был смокинг с черным шелковым галстуком-бабочкой. Он приблизился к ним с ослепительной улыбкой и крепко пожал им руки. Затем он провел их к высоким креслам, расставленным вокруг медного столика. На столике расположились четыре крошечные чашечки кубинского кофе,
Ивелия, сестра Эстебана, поднялась со своего места и протянула руку. В ответ Джо поклонился, взял ее кисть и слегка коснулся ее губами. Рука пахла имбирем и опилками. Ивелия была гораздо старше брата, кожа туго обтягивала ее лошадиную челюсть, острые скулы и выпуклый лоб. Толстые сросшиеся брови шевелились, словно гусеница-шелкопряд, широко расставленные глаза были выпучены.
— Как вам понравилась еда? — осведомился Эстебан, когда они уселись.
— Превосходная, — откликнулся Джо. — Благодарю вас.
Эстебан наполнил их рюмки ромом и поднял свою:
— За плодотворное сотрудничество.
Они выпили. Джо поразился: до чего богатый вкус и при этом никакой терпкости. Вот какой вкус должен быть у напитка, когда у тебя на перегонку больше часа и больше недели на брожение. Бог ты мой!
— Исключительная вещь.
— Пятнадцатилетний, — пояснил Эстебан. — Я никогда не принимал давнишнего испанского постулата, что лучше всего светлый ром. — Он покачал головой, осуждая этот предрассудок. — Но мы, кубинцы, конечно же приняли его на вооружение, ибо всегда были убеждены, что светлое — волосы, кожа, глаза — всегда лучше.
Сами Суаресы были светлокожие — видимо, происходили от испанской, а не от африканской ветви кубинцев.
— Да, — произнес Эстебан, словно прочитав мысли Джо. — Мы с сестрой не из низших классов. Но это не значит, что нам нравится социальный строй нашего острова.
Он отпил еще рома, и Джо последовал его примеру.
— Будет славно, если нам удастся продавать эту штуку на севере.
Ивелия рассмеялась резко и коротко.
— Когда-нибудь, — произнесла она. — Когда ваши власти снова начнут относиться к вам как к взрослым.
— Не надо спешить, — возразил Джо. — Мы тогда все останемся без работы.
— Мы с сестрой не пострадаем, — заметил Эстебан. — У нас есть этот ресторан, еще два в Гаване и еще один в Ки-Уэсте. У нас есть сахарная плантация в Карденасе и кофейная плантация в Марианао.
— Зачем же тогда заниматься вот этим?
Эстебан пожал плечами, облаченными в идеальный смокинг:
— Деньги.
— Вы хотите сказать — больше денег.
Тот поднял рюмку:
— Есть другие вещи, на которые можно потратить деньги, кроме как на… — он обвел рукой комнату, — на вещи.
— И это говорит человек, у которого столько вещей, — проговорил Дион, и Джо неодобрительно покосился на него.
Джо впервые обратил внимание, что вся западная стена кабинета целиком занята фотографиями: улицы и фасады ночных клубов, лица, пара деревушек — таких ветхих, что казалось, они окончательно разрушатся при очередном порыве ветра.
Ивелия проследила за его взглядом:
— Это снимает мой брат.
— Да? — произнес Джо.
Эстебан кивнул:
— Когда езжу на родину. Это мое хобби.
— «Хобби», — насмешливо повторила его сестра. — Фотографии, которые делал мой брат, публиковались в журнале «Тайм».
Эстебан скромно пожал плечами.
— Хорошие, — похвалил Джо.
— Возможно, когда-нибудь я сфотографирую и вас, мистер Коглин.
Джо покачал головой:
— Увы, в этом отношении я суеверен, как индеец.
Эстебан лукаво улыбнулся. И добавил:
— Кстати, о похищенных душах. Я с сожалением узнал, что ночью не стало сеньора Ормино.
— Неужели с сожалением? — переспросил Дион.