Кого не взяли на небо
Шрифт:
— Нет, — ответила она, — Прочла вчера на дорожном указателе перед сожжённым городком. Слово понравилось.
— А как звучит твоё настоящее имя?
— Упуаут, — улыбнулась девушка, — Но я хочу, чтобы ты называл меня Ельня. Мне так нравится.
Бывший сержант задрал голову и ещё раз внимательно изучил облик той, что смогла одолеть выпускника российской диверсионной школы.
«Наглухо отмороженная», — предположил он, — «Психопаты могут быть нечеловечески сильны, а быстроте их движений позавидуют
Губы шизанутой девы растянулись ещё шире, демонстрируя жёлтые, звериные клыки.
«Ёбаный карась», — осознание прошлось по его позвоночнику ледяной волной мурашек, — «Они всё-таки не миф. Грёбаные киборги. Сраные синтетические андроиды. Значит все эти слухи о разработке секретного оружия, что будоражили армейские умы перед самым Апокалипсисом — действительно правда. Интересно, «Упуаут» — это название проекта? Тогда понятно, почему двухметровый спецназовец валяется связанный, а эта сука стоит рядом и дружелюбно лыбится. Мне надо выиграть время. Тупой робот не может взять верх над русским солдатом.»
Сержант уже нашёл слабое место в узлах связывающей его веревке. Теперь надо немного напрячь мышцы здесь, расслабить там...
— Никакой я не робот, — обиженно произнесла Ельня; с уголка её приоткрытого рта стекла струйка вязкой слюны.
Спорить было недосуг: правая рука Монакуры была уже свободна, а больше ему ничего и не требовалось.
«Ёбну её головой вон об тот булыжник», — приметил Пуу подходящую под его цели каменюку, — «Дурной пластиковый череп, набитый электроникой, разлетится в брызги.»
Сержант исполнил молниеносный бросок, но кончики его ногтей лишь чиркнули по женской обнажённой ноге, и тут же носок стрёмного сапожища влетел ему прямо в рот, разбивая губы и кроша передние, коричневые от дыма и крупные, как у жеребца, зубы. Монакура всхрапнул и забулькал. Грязная борода окрасилась красным. Он стал похож на людоеда из книжки-раскраски для детей.
Ельня морщилась, взирая на глубокую, кровоточащую царапину на своей ноге.
«Нихуя не киборг», — грустно подметил Монакура, — «Но я не могу с ней справиться. Позор тебе, сержант.»
— Я же сказала, что не робот. Будешь ещё пытаться? — Она слегка склонила голову к плечу и напоминала сейчас лохматую немецкую овчарку, внимательно ожидающую приказа.
— Буду,— прорычал сержант, отплевываясь сгустками крови и кусочками зубов.
Он уже частично избавился от своих пут — стоял на четвереньках. Распрямляться вверх — на все свои два метра десять сантиметров — не было ни времени, ни терпения.
Он бросился вперёд в убийственной кабаньей атаке.
И снова поймал пустоту.
Носок клёпанного кожаного сапога, что вошел ему в лоб, наверняка был укреплён металлической пластиной.
Потом Монакуру некоторое время методично
— Ладно, твои попытки закончены, — Ельня присела над ним; одной рукой ухватила копну дредов и приподняла его голову, — Расклад такой. Называй меня Ельней. Я говорю — ты выполняешь. Говоришь, когда я разрешу. На трусы мои пялиться можно. Понял?
— Не понял, — в щеке Монакуры зияла дырка, оттуда пузырились и текли слюни, перемешанные с кровью.
Молниеносный удар свернул его длинный нос на бок, что-то отвратительно хрустнуло и второй удар зафиксировал его новое положение на физиономии сержанта. Красное, измазанное грязью и кровью, лицо, моментально побелело, сам он обмяк и повис, намотанный за косицы на руку кровожадной суки.
— Я буду звать тебя Йолей, — слабо пролепетал Пуу, теряя сознание, — Ельня — реально дурацкое имя.
* * *
Когда он снова пришел в себя, ноги его оказались свободны, а руки скованы спереди вполне себе комфортными полицейскими наручниками. Боль в голове, сломанном носе и разбитом рту изрядно доставляла: похоже, он пытался проглотить гранату, но не успел. Йоля что-то протянула ему.
— Возьми, попей, — её рука, покрытая густым рыжим пушком и россыпью веснушек сжимала термос с диким пойлом из липового чая и самогона.
Монакура потянулся вперед скованными руками и она вложила в них сосуд. Отрава выливалась через дырку в щеке. Пуу посмотрел на девушку, как обиженный щенок. Йоля понимающе моргнула и ладонью зажала рану. Сержант пил, и с каждым глотком наступало облегчение. Нежная ладонь мягко забрала бутылку и разбитых губ сержанта коснулся фильтр прикуренной сигареты.
— Сейчас я буду тебя спрашивать, попытайся отвечать. Не надо оскорблений и бесполезных ругательств, — она подмигнула ему, — Понял?
Монакура закивал головой вверх-вниз, как китайский болванчик.
— Кто-нибудь ждёт тебя?
Кивание.
— Сколько их?
Моргнул три раза.
— Придут тебя искать?
Мотание.
— Воины?
Мотание.
— Где они?
Мотнул головой в сторону болота.
— Вы там живете?
Йоля внимательно посмотрела ему в глаза.
— Все трое женщины?
Кивок и вздох.
— За болотом город, верно?
Кивок.
— Хорошо. Успеем до темноты?
Кивок.
— Хорошо, малыш. Скажи теперь, как меня зовут?
Монакура тяжело засопел, сплюнул под ноги кровавый комок, открыл рот и опять закрыл.
— Быстро, падла, произнес моё имя. Моё настоящее имя. Правильно, по буквам.
Она придвинулась ближе. Избитый сержант непроизвольно зажмурился и услышал тихий, постепенно удаляющийся смех. Монакура выдохнул, открыл глаза и забулькал. Он тоже смеялся.