Кого не жалко

Николаева Владислава

Тибр мысленно одобрил меру. Воины приготовились. Старший из них вышел из-за заслона пюпитра, готовый по необходимости использовать его как снаряд для метания.

Круг пошёл водной рябью и обернулся самой водой. Только что каменный, пол струился под ровным ветерком лёгкими валиками ряби. Девчонка стояла в зеленоватой воде по грудь, задранные над головой руки в мокрых чёрных рукавах смотрелись странно. Похоже, она мылась во всей одежде. Брюнет был рядом. Созерцал её от выложенного белой с узорами плиткой бортика искусственного водоёма. Его внушительные мышечные рельефы

подчёркивал не попадающий в область передатчика источник света.

Она казалась беспечной. Глаза прикрыты веками, кисти полностью тонут в пышной гриве взмыленных волос.

Ирманьо победителем потрясал поднятыми сложенными в локтях руками с торжествующими кулаками наверший. Вот идиот. Он ведь так и не был до конца уверен, что сработает. А сработало ли?

Девчонка вдруг отбросила от головы какой-то неопрятный сгусток. Трур скривился.

– Она… – воскликнул Ирманьо, – она обманывала детекторы чужим генным материалом! Она просто-напросто подсовывала на анализ чужие волосы! Вот стерва… Старейшина, это просто кличка такая, что я могу поделать… кхм-гхым, – прочистил горло старейшина просвещения. – Я официально спрашиваю Совет, даёт ли он разрешение на призыв в охраняемый Мир особей по кличкам Ферзь и Стерва… извините, что я сделаю, если у неё такая кличка? Не я же придумал!

– Совет разрешает! – рявкнул Арою.

Ирманьо подался вперёд, вытаскивая из-за пазухи какую-то карточку. Вымывающая волосы девчонка замедлилась, собралась в пружину, осознавая непорядок. Она разглядела то, чего рядом быть не могло. Тибр видел по спине, что она может броситься. Бросится она на главного.

Воин не выполнил упредительного манёвра. Ирманьо что-то придумал. Девчонка въелась глазами в небольшую карточку. Тибр мягко двинулся, чтобы быть на расстоянии захвата. Она медленно и заворожено надвигалась на Ирманьо из воды, брюнет за ней. Он ещё был в воде, когда круг стал терять чёткость. Ферзь увидел, в три громадных прыжка он настиг её, уже стоящую на гладком камне пола. Она нетерпеливо отстранилась на три женских шага, будто он надвинулся слишком близко, протянула руку…

– За Ангалин!

Рука справа от Ирманьо плеснула жидкость из полуторалитровой колбы. Стерва успела отступить на шаг, специально или невольно закрывая собой Ферзя. Трур кинулся из-за плеча Тибра на диверсанта. Ирманьо выронил карточку, на глазах съедаемую каплей отскочившей жидкости.

– Универсальный растворитель! – воскликнул старейшина. – Так вот что с моей машиной…

Илан положил руку на мокрое плечо Ферзя. Ферзь дико глянул адреналиновыми зрачками, готовый бить. Отстранился на сантиметр. Стерва корчилась комком у него под ногами, он почему-то не отходил от неё.

Тибр понял, что он видел нырнувшего под стол за диверсантом Трура. Ферзь соображал быстрее, чем можно было ожидать от того, кого вырастили тупым инструментом с дефективным образованием. Вместо того чтобы броситься на беззащитных против него граждан, Ферзь бросил на Стерву громоздкий и тяжёлый куль пёстрой ткани. Стерва шипела от боли. Если это не был звук растворяющейся плоти.

– Врача! – крикнул Арою.

– В Совете

есть доктора! – напомнила Арисима. – Ну же! Выполните свой долг!

Арисима совестила зря. Растворённых не умеют лечить. Едва ли Ферзь подпустит к подруге доброго доктора со шприцем. Она его от такой судьбы избавила.

Тело затихло. Ферзь нагнулся, поднимая куль. Под ним ничего не осталось. Ткань в руках парня приобрела скомкано антропоморфные очертания. Не факт, что злополучная Стерва продолжала состоять из одного куска.

В белом каменном столе перед бледным Ирманьо ширилась дыра. Арою нетерпеливо оттолкнул его.

– Вызовите чрезвычайные службы! – гаркнул Старейшина.

Из-под его руки вылез чуть встрёпанный Трур. Воин поймал на себе внимательный взгляд Ферзя.

– Разберётесь без нас? – скорее попросил, чем спросил Тибр.

Грозно насупивший кустистые белые брови Арою нетерпеливо покивал.

Тибр взглядом указал Труру идти вперёд. Выпрямленный Ферзь с грустным грузом предсказуемо молча последовал. Трур несколько раз оглядывался, будто больше всех сомневался в реальности происходящего. Как говорил Илан – это было странно. Не дав ни одной женщине забеременеть от себя, получить готового воина, который, кажется, воспринимает тебя, как отца.

У Илана зоркое сердце. Трур высказал больше всех цинизма на их закрытых от людей собраниях, но на собственной шкуре испытал на себе то самое «странно» первым. Больше никому и не приведётся. Тибр мрачно подумал, что кому-то придётся забрать у Ферзя останки Стервы. Придётся часть времени посвятить не развлекательному ознакомлению с их благополучным миром, а похоронным хлопотам, и высчитать время на горевание, чтобы в последствии им и особенно Ферзю не докучали угрызения совести…

Ферзь не смотрел по сторонам. Только на спину Трура. Его не интересовали ни дома, ни машины, ни заинтригованные люди, которых отстраняли от него Тибр и Илан. Трур по договорённости вёл домой к Тибру, где они втроём устроили подобие жилья для детей, выросших без детства.

– Поговори с ним, – выдохнул Тибр едва различимо, когда их компания, имеющая сходство с похоронным кортежем, переступила порог. Достижение цели похода не заставило молчаливого Ферзя заинтересоваться обстановкой. Глаза держали в фокусе Трура.

Трур кивнул, хотя Тибр видел, что старый друг пребывает в полной растерянности. Тибр скрестил пальцы, чтобы Трур не начал разговор с «Как дела?»

– Ты… наверное, знаешь… – смущаясь, мягко и тихо заговорил Трур, – я почти твой отец, хотя до вчерашнего дня я и думать не мог, что ты есть…

Ферзь слушал с тем же выражением, что смотрел на корчащуюся Стерву.

– Я бы хотел попробовать сделать твою жизнь капельку лучше, – мучился с формулировкой Трур. Заготовок речи не было. Все они решили, что заранее составленной речи не достанет искренности. Но и каждый подумал, что говорить придётся Тибру. – Позволь мне…

У Трура пропали слова, когда он протянул руки под неподвижный куль ткани с телом Стервы.

Ферзь смотрел на его лицо. Его должно было устроить потерянное и жалкое выражение на нём.