Когорта
Шрифт:
Теперь художница носила очки. Перехватив взгляд Келюса, она пожаловалась, что после травмы стало трудно рисовать и читать мелкий шрифт. Впрочем, очки ее не портили, лишь придавали курносому лицу некоторую суровость, Лунин сообразил, что Лида напоминает ему персонаж революционных «вестернов» – подпольщицу-террористку.
Сварив кофе, Лида начала с азартом рассказывать о том, что удалось сделать за эти недели, и Николай понял, что его дело перешло в надежные руки. Художница связалась с Валерием, который сообщил, что тяжелый черный футляр укрыт в горах. Предусмотрительный доцент
Неутомимый Асх Шендер начал поиски братьев-дхаров за океаном, но пока безрезультатно. Зато откликнулись специалисты. Профессор из Абердина Рост Арцеулов обещал в ближайшее время посетить Столицу, а молодой французский антрополог Шарль Карно сообщил, что начал опыты по решению дхарской загадки, и рассказывал о первых успехах. Лида запомнила его фразу, что дхары – это и есть настоящие люди, а «асхары» не более чем какие-то аксолотли. Келюс не без труда вспомнил, что аксолотли – это остановившиеся в своем развитии головастики, но какое эти головастики имеют отношение к людям, так и не понял.
Девушка минуту помолчала, а затем сообщила, что в лесу, недалеко от поселка имени Шестнадцатого Партсъезда, нашли одежду Фрола. Его самого отыскать не удалось, и среди дхаров все увереннее раздавались голоса, что эннор-гэгхэн скоро должен воскреснуть и вернуться к своему народу. Впрочем, были и другие новости. Виктор Ухтомский встретил Звездилина, и великий бард поспешил сообщить, что несколько раз видел Алию в сопровождении того, кого раньше называли капитаном Цэбэковым. Был ли это действительно Китаец, перепуганный маэстро ручаться не мог…
Николай стал внимательно рассматривать карту на стене, слушая рассказ девушки о загадочной бхотской организации, следы которой обнаружены в недавно рассекреченном архиве Коминтерна. Тот, кого называли Нарак-цэмпо, когда-то учился в Столице, затем на долгие годы пропал, появившись здесь лишь накануне памятной Келюсу августовской ночи 91-го. По просьбе Лиды один журналист начал разбирать документы, посвященные связям бывшего руководства страны с Тибетом, но эта работа была тут же прервана. Бумаги оказались засекреченными, так же, как и все, связанное с «Карманом» и с личностью одного из первых социал-демократов России, носившего странную для революционера кличку «Агасфер».
Рядом с картой на стене Лунин заметил маленькую, неважно выполненную фотографию красивого чернявого парня лет двадцати пяти. Губы незнакомца улыбались, но большие темные глаза, как показалось Николаю, были невеселы и тревожны.
– Это Максим Кравец, – пояснила Лида. – Киевский журналист. Сюда приезжал его брат, он не верит, что Максим погиб из-за несчастного случая. Там, в Киеве, остались его друзья, и они хотят с нами связаться.
Келюс вспомнил рассказ Алексея. Максим Кравец, тележурналист, готовивший материалы по Чернобылю, тоже, как когда-то Лунин, преступил невидимую черту…
– Его брат сказал, что Максим оставил копии каких-то очень важных документов, но его друзья пока не решаются достать бумаги
Келюс кивнул. Значит, не только он и его друзья решились бросить вызов всемогущей Силе! Их маленькая когорта смыкала ряды…
Провожая Николая, художница вскользь заметила, что в ближайшее время можно ожидать новостей.
Прошло два дня. Над Столицей сгустились ранние зимние сумерки. За окнами лунинской квартиры тусклым бледным светом горели уличные фонари, в самой же квартире было темно. Николай, как почти всегда в это время, неподвижно лежал на диване, чувствуя, как медленно, но неотвратимо надвигается бездонная черная пропасть. Ольга сидела рядом в старом кресле. Внезапно зазвонил телефон, девушка бесшумно встала и вышла из комнаты.
– Это Лида, – сообщила она, вернувшись через минуту, – у нее какие-то гости, и они собирались к нам. Я сказала, что вам плохо.
– Нет-нет! – Келюс чуть привстал с дивана. – Пусть приезжает! Может быть, что-то важное…
Гости приехали минут через сорок. Обычно в это время Николай уже приходил в себя, но в этот вечер приступ затянулся, и Ольга провела гостей в комнату, предупредив, чтобы не зажигали свет. Кроме Лиды и Алексея, который на этот раз был в военной форме, Келюс увидел третьего – высокого крепкого мужчину в штатском костюме. Его лицо, плохо заметное в темноте, показалось знакомым.
– Я не знал, что тебе так худо, Николай, – сочувственно заметил Алексей, – иначе бы не напрашивался.
– Да ну! – слабо запротестовал Келюс. – Это, бином, еще не плохо! К тому же скоро должно полегчать…
И он с интересом покосился на третьего гостя. Тот осторожно присел на стул, поглядев на Николая с явным сочувствием.
– Добрый вечер, Николай Андреевич, – улыбнулся он, стараясь говорить тише, что плохо удавалось. – В утешение могу сказать, что вид у вас все же лучше, чем тогда, когда мы виделись в последний раз. Признаться, я уже не надеялся когда-либо побеседовать со Специальным Представителем Президента.
– Пан генерал! – удивился Келюс, узнавая Нестеренко. – Какими судьбами! Вы, часом, не военнопленный?
Генерал смеялся долго, Алексей присоединился к нему, правда не без некоторого смущения.
– Почти угадали, – кивнул, отсмеявшись, гость. – Я здесь инкогнито, для чего специально приехал поездом. Конспирация детская, но иногда помогает.
Келюс попросил Ольгу сварить гостям кофе, а для Нестеренко, кофе не пьющего, чаю. Николай настолько ободрился, что встал, перебравшись в одно из кресел. Включили боковой свет, и комната сразу приобрела уютный вид.
– Я хотел вас повидать в любом случае, – начал Нестеренко. – Вы были ранены на нашей территории, так что мы несем за вас ответственность. Поэтому, несмотря на мой штатский вид, вполне официально выражаю вам свое сочувствие.
Келюс кивнул, хотя и понимал, что его желали видеть не только из-за этого.
– Вы зря не обратились к нам. Дело не только в суверенитете, хотя мы, как молодая держава, очень на этот счет ранимы. Без нас вы же ничего не смогли сделать! Ей-богу, словно Отго Скорцени! Не буду спрашивать, где «Ядро»…