Коготь Химеры

Павловский Сергей

– Научишь?

– Что ж, – капитан потер небритый подбородок, – базовая подготовка у тебя есть, физика неплохая, характер есть… да… есть. Научу. Но!.. Баш на баш.

– То есть? – Сергей удивленно приподнял брови.

– На гитаре играть научишь?

То, что до мединститута Док окончил музыкальное училище по классу гитары, знало только командование группировкой российских войск в Чечне – в личном деле было указано. Но то, что по субботам вечером на поляне за хирургическим бараком ОМО устраивали танцы, знали и гарнизон, и местное население. Городок маленький, на границе с Ингушетией. Развлечений мало, можно сказать, никаких развлечений. Война! А молодежь – она всегда и везде молодежь. Хоть чеченская, хоть русская. Док в свое

удовольствие шпарил на электрогитаре, настоящем «гибсоне» – Бах, Моцарт, румба, самба, танго, рэп. По полной программе. Пел в свое удовольствие. Туземный лабух Джамал выстраивал под деревом целый ряд местных ударных инструментов. Плюс навороченная ударная установка «Премьер». Он же привозил на стареньком раздолбанном «рафике» аппаратуру – видавший виды, но в рабочем состоянии усилитель «Маршал» с колонками, микшерный пульт и пару микрофонов. Играл Джамал вдохновенно и виртуозно. Хоть Баха и Моцарта, хоть самбу и румбу, хоть рэп и хип-хоп. В дуэте они творили чудеса. Публика заводилась с первых же тактов и расходилась только тогда, когда Док прятал гитару в чехол и решительно скрещивал над головой руки. Чуть позже у них появился и бас-гитарист – инженер-механик особой вертолетной авиагруппы. Наверное… кто знает… то был лучший метод агитации и пропаганды.

Агитации за что? И пропаганды чего? Теперь Док этого не знал. Да и тогда не знал – просто играл и пел в свое удовольствие.

– Что ж… – Сергей задумчиво потеребил кончик уха. – Базовой подготовки, как я понимаю, нет. Характер есть… да… есть. Попробую научить.

– Лады! Будем работать.

Глава 2

То, что Доку нет равных в рукопашке, понимали все присутствующие во время ссоры в баре. Понимали Бармен, Седой и Носорог. А еще понимали главное – Док не отморозок с улицы Вязов. Если убьет, то только защищая жизнь. Собственную, единый раз приходящую, неповторимую жизнь.

– Ты все сказал? – Бармен тяжело выдохнул и смахнул с морщинистого лба капли пота.

– Почти все. – Док дернул головой влево и вправо, с хрустом размяв шейные позвонки, и опустил руки, до этого находившиеся на уровне груди в позиции готовности.

– Теперь выметайся и больше не приходи. Ты нарушил Закон, – сурово констатировал Бармен.

– Знаю, согласен. – Док грустно усмехнулся. – Но запомни и ты. Зона – она маленькая, как и весь наш земной шарик. Если наши пути пересекутся, в любой плоскости, тебе лучше сразу свалить в сторону. Станешь на моем пути – пощады не жди. Вот теперь я все сказал.

Он развернулся, не ожидая ответа, и твердо зашагал к выходу. Сгорбленный седоусый Дед, старейший из выживших в Зоне сталкеров, сунул ему в амбразуру, проем меж бетонных плит, вакидзаси, шлем и АКМ и укоризненно покачал головой.

– Ты не прав, сталкер.

– Я знаю.

– Ты теперь изгой, а значит, тебе кранты.

– Ну… это мы еще посмотрим. – Док решительно напялил шлем, перекинул через плечо автомат, пинком распахнул бронированную заслонку двери и шагнул в ночь, под вечное таинственное сияние чернобыльских звезд.

Смотреть, собственно, было не на что. Ему действительно кранты. Корпорация торговцев, и «белых», и «черных», в Зоне работает на удивление четко и слаженно. Им, торговцам, без этой слаженности и корпоративности в Зоне не то что навар получить, выжить невозможно. И Док ясно осознавал: нигде, ни в одной лавочке, ни в одной самой вонючей дешевой берлоге ему не продадут ни куска заплесневелого хлеба, ни ржавого патрона. ПДА ему заблокируют. И никаких сообщений о действиях военных и прочих кардинальных событиях он не получит. Выброс переждать можно только в одном месте – в собственном «схроне», оборудованном еще три года назад. А больше его никуда не пустят. В «схроне», положим, есть запас продуктов, воды, боеприпасов месяца на три. Но рано или поздно они закончатся. Что тогда? А до «схрона» нужно еще добраться, причем

без помощи ПДА. Задача при его способностях практически невыполнимая. Так что… погулял что называется от души, сходил за хлебушком и попил водочки.

Именно в этот момент ПДА на руке жалобно пискнул и экран его погас.

«Оперативно работают, сволочи. – Док шмыгнул носом. – Ничего, еще покувыркаемся. Придется побираться у братьев сталкеров. Некоторые из них, – не все, конечно, – в куске хлеба и патроне не откажут».

Док на рефлексе сорвал с плеча АКМ и короткой очередью полоснул по псевдоплоти, что вывалилась из зарослей справа. Тварь обиженно взвизгнула и укатилась обратно в кусты. Слева, метрах в тридцати, полыхнула «электра». Порезвилась секунд десять, рассыпалась фейерверком оранжевых искр и погасла, оставив в воздухе легкий привкус озона.

ПДА на руке снова пискнул, экран зажегся. «Сообщение для Дока. ПДА отключать не будем. Иди с миром, если сможешь».

– И на том спасибо, – хмыкнул Док. – Хоть помнят, что зла я никому не делал.

Его неприятности только начинались. Впрочем, то, что для Зоны неприятность, для обычного человека, живущего вне Зоны банальной обывательской жизнью, – полные кранты. Решив сократить путь к своему «схрону», Док отправился короткой дорогой, хотя короткими дорогами в Зоне не ходят. Тоннель, вернее подземный переход под железнодорожными путями, был сто раз хожен и перехожен и Доком, и другими сталкерами. Никаких в нем аномалий, никаких тварей. Разве что крысы шуршат по углам. Док считал его абсолютно безопасным, шел расслабленно, легко и… И морда к морде столкнулся с чернобыльской гадюкой!

Чернобыльская гадюка мало мутировала. Так и осталась гадюкой со всеми ее повадками и характером. Только укус обычной степной украинской гадюки не смертелен. Колбасит, конечно, после него. Интоксикация все же жесткая. Но смертелен разве что для ребенка или старика. Укус же чернобыльской гадюки убивает мгновенно. Ужаленный чернобыльской гадюкой даже не успеет ввести себе антидот. Впрочем, если бы антидоты существовали, может, какой счастливчик и успел бы. Но антидотов не было. Ни один ученый-биолог не разработал антидот по причине отсутствия основного материала – яда. Самое страшное – зубы. Зубы мутировавшей гадины. По длине они в три раза превосходили зубы обычной гадюки. Но твердостью могли сравниться только с алмазом. Любую защиту – кевлар, металлическую пластину, пуленепробиваемый пластик – прошивали легко. А сила удара зубов гадюки соответствовала ее чернобыльскому происхождению. Народные умельцы Зоны вделывали зуб змеи в острие армейского ножа. Такой нож пробивал любую защиту и потому стоил очень дорого. Похвастаться подобным шедевром зонального искусства могли едва ли с десяток владельцев-счастливчиков. Раритетное оружие, можно смело утверждать.

Еще этагадюка перед нанесением смертельного удара становилась в стойку кобры и угрожающе шипела. Унаследовала такую повадку от обычной змеи, которая атакует угрожающий объект только в случае вторжения в ее жизненное пространство. Именно это «положительное» качество гадюки и спасло Дока. Он мгновенно замер (выстрелить первым не успел бы, поскольку шел «на расслабухе») и вперил свой взгляд в стеклянные глаза гадины. Поединок глаз, почти как у боксеров перед схваткой. Чушь в данной ситуации. Сейчас значение имела только полная неподвижность. Абсолютно полная!

Легко сказать – полная. Док щедро облился холодным потом. Как хотелось дернуться, влепить ногой по башке твари или всадить в нее десяток пуль. Но знал – может не успеть. Или как в фехтовании – обоюдоострое действие. Соответственно с одновременным летальным исходом. Подобный исход Дока не устраивал, потому и превратился он в статую, холодную и беспристрастную.

Сработало. Гадюка пошипела немного, развернулась и убралась в свою нору.

– Удачной охоты, Каа, – облегченно выдохнул вслед змее Док. – Мы с тобой одной крови.