Когти
Шрифт:
Неожиданно, несмотря на своё состояние, я слышу, что его голос изменился. Он был чистым, без тех ломающихся ноток, как обычно. Я открыла глаза, чтобы убедиться, что рядом со мной всё ещё Марбас, а не кто-то другой. Он смотрит на меня, находясь всё так же близко, ловя каждый мой вздох и всхлип.
— М? — интересуется он моим ответом, и тут я понимаю, насколько он на самом деле красив. Я всегда воспринимала Марбаса как взбалмошного ровесника, а его природа лишь отталкивала от попытки понять его лучше, разглядеть. Сейчас же казалось, что последняя деталь этого сложного пазла встала на место: голос, чистый ангельский голос, без режущих слух высоких нот. Теперь наёмник выглядел иначе, ощущался иначе.
— Делай что хочешь, — выпалила я, вслушиваясь в его голос и краснея. Марбас не казался тем самым Марбасом, которого я знала. Он был другим, и от этого мне стало чертовски неловко.
— То есть будем считать, что на изнасилование ножом ты тоже согласна, — спокойно улыбнулся он, демонстрируя острые клыки. До меня не сразу дошёл смысл сказанного. Однако ощущение лезвия, приставленного кончиком прямо к основанию позвоночника, подействовало как ведро холодной воды. Я испуганно отпрянула, прижимаясь всем телом к наёмнику, а он словно только этого и ждал, потому что вцепился зубами мне в шею, недобро засопев. Я охнула от боли и закусила губу до крови, чтобы не закричать. — Моя! Казадор, ты моя! Тебе ясно?! Я не слышу!
Он грубо оттянул меня за волосы, заставляя снова посмотреть ему в глаза. Я поспешно кивнула.
— Тебе ясно, девчонка? Повтори!
— Да, — отозвалась я, заворожённо наблюдая за ножом во второй его руке. — Я твоя…
— И сегодня я буду делать с тобой всё, что захочу, потому что ты сама на это решилась. Ты пришла сюда и испортила мне всё веселье. Я очень не люблю, когда меня лишают развлечения, Казадор, — холодное лезвие коснулось моей щеки и скользнуло вниз. Я не сразу ощутила боль, которая возникла в месте соприкосновения с кожей. А потом почувствовала горячую струйку, стекающую по подбородку вниз. — По ряду причин ты уйдешь отсюда живой и вполне в своём уме. Остальное — как получится.
Страх, практически полностью заглушённый одной единственной мыслью «так надо», казался каким-то другим чувством. Я не могла найти ему описания.
— Хорошо, — согласилась я. — Приму любое твоё решение, Марбас.
— Ты точно поехала, Казадор, — неожиданно смеётся тот, в очередной раз стискивая мою шею. Я, не знаю почему, но улыбаюсь в ответ на это. Мне хочется его поцеловать, хочется заполнить опротивевшую внутреннюю пустоту. Но ассасин даёт мне это сделать далеко не сразу, вначале медленно слизывая мою кровь с шеи и щеки, отчего раны щиплет, после чего уже сам целует меня. Я чувствую металлический вкус, когда его язык проникает в мой рот. От этой грубости сердце пропускает несколько ударов, а внизу снова образуется тугой узел желания. Словно почувствовав это, наёмник опускает руку вниз, но вместо его пальцев я ощущаю нечто иное и только через секунды понимаю, что это рукоять его ножа. Попытка отстраниться карается жёстко: очередной рывок вверх заставляет меня подняться на колени. Сброшенная одежда не спасает от впивающихся в кожу камней, а ремни ещё сильнее тянут кожу, отчего я снова издаю от боли протяжный стон, переходящий в шипение.
Марбас следует за мной, однако поднимается на ноги, глядя сверху вниз. Его пальцы зарываются в мои и без того растрёпанные и липкие волосы, поднимая мою голову и заставляя смотреть на него.
— Казадор, я тебе уже сказал, что ты моя. Ты согласилась, но всё равно сопротивляешься.
Я мотнула головой, но тут же получила пощечину. Он мог ударить меня и сильнее, но не стал.
— Не расстраивай меня, сладкая. Ты же знаешь, что все мы держим
— Н-нет… Мне просто… Я не знаю что от тебя ждать и мне страшно… — снова замотала головой я.
— Я пообещал тебе, что ты уйдешь отсюда живой. Думаю, это что-то да значит, — Марбас потянулся руками к пряжке на штанах. До меня быстро дошло, что он собирается делать, но я до последнего надеялась, что ошиблась. — А теперь ты будешь хорошей, послушной девочкой, Казадор, потому что я твоё искупление.
Попробовав отвернуться, я снова схлопотала по лицу. Церемониться Марбас не стал — схватил за лицо, больно сжав челюсть, и заставил открыть рот. Первое мгновение я испугалась, что задохнусь, потом поняла, что лучше постараться бороться не с происходящим сейчас, а с рвотным рефлексом.
— Нежнее, малыш, — долетел до меня голос падшего сверху. Одной рукой он продолжал держать меня за волосы, собрав их на затылке, второй же сжимал и без того болящие запястья. — Язык тебе на что? Да, вот так…
Я зажмурилась и постаралась отстраниться мыслями от того, что сейчас происходит. Попыталась вспомнить, что было в прошлый раз, когда меня оставили с ним в номере Мандарин Ориентал на ночь, когда я попыталась спрятаться от всего за алкоголем, а в результате умоляла Марбаса не останавливаться, когда он, держа за бёдра, входил в меня раз за разом. Это не было нежностью, это не было даже ненавистью, лишь желанием утолить ненормальную жажду ощущений.
Марбас не стал меня долго мучить в этот раз, достаточно скоро он едва слышно застонал, сжимая мои волосы с такой силой, что я едва не расплакалась. У меня и без этого слезились глаза, поэтому много сейчас было не нужно, чтобы удариться в истерику, но я сдержалась.
— Можешь выплюнуть, — усмехнулся он, освобождая мой рот и глядя, как за его членом от моих губ тянется ниточка слюны вперемешку со спермой. — Ну или глотай, если ты не хочешь меня расстраивать.
— Мерзость, — выдохнула я, жалея, что вообще согласилась на подобное. Хотя можно ли назвать это согласием? Даже если я начну кричать и просить о помощи, меня никто не услышит — мы глубоко под землёй.
— Ну извини, в следующий раз буду жрать больше фруктов, — Марбас, похоже, был в восторге не только от моей беспомощности в целом, но и моего выражения лица.
— Следующего раза не будет, — простонала я, пытаясь подняться на ноги, потому что поняла, что с меня хватит. Оральный секс сойдёт в качестве наказания. Вряд ли можно унизить как-то сильнее, чем этим. Но стоило мне это сделать, Марбас переместился ко мне за спину и ударил под колено, из-за чего я рухнула обратно, но не до конца, потому что повисла на цепи и вскрикнула от боли: мало того, что болела нога, отбитые колени, бедро, на которое я приземлилась, так ещё и ремни стесали и впились в кожу до крови, а цепи лишь добавили синяков.
— Я тебя не отпускал, солнышко, — зло протянул наёмник, словно песенку, дёрнув цепи, отчего те с лязгом полетели вниз и я вместе с ними. Но не успела я опомниться, как он схватил меня за бёдра, сжимая с такой силой, что мне снова пришлось закусить губу, чтобы не радовать его своими стонами. — Пойдёшь наверх, когда я разрешу. Тебе ясно?
Я замотала головой, соглашаясь с его словами. Страх вернулся, но вовсе не из-за того, что он может со мной сделать — вряд ли что-то новое. Все фантазии, какие могут сегодня превратиться в реальность, я давно прокрутила в мыслях, и они едва ли пугали. Пугала моя вероятная реакция на то, о чём я смутно помнила, что было между нами в прошлый раз.