Кокаиновый сад
Шрифт:
– Я не пользуюсь, Коля, - прошептал Тюрин. Он вдруг подумал, почему это Николай так смело говорит при соседях по палате и косил глаза к окну. А где все?
– спросил он.
– Покурить пошли, - хохотнул Николай.
– Да ты не бойся. Я, Макарыч, решил забрать тебя домой. С доктором я уже обо всем договорился. Нормальный мужик попался. Говорит, дня через четыре можно выписывать, а пока полежишь в отдельной палате, как белый человек.
– Не надо меня забирать, Коля, - с ужасом прошептал Тюрин.
– Дай полежать спокойно.
– Нет, Макарыч, - серьезно
– Я тебе как своему поверил, а ты сопли распустил. Где гробанулся, помнишь?
Лицо у Тюрина сделалось таким несчастным, что Николай, сменив гнев на милость, задушевно продолжил:
– Полежишь дома, поправишься. Да что ты, Макарыч, как баба. Все будет о'кей. Я тебя на хорошую работу устрою. Будешь у меня под крылышком, как у Христа за пазухой. Сколько ты у себя имеешь?
– Не надо меня устраивать, Коля, - всполошился Тюрин.
– Мне до пенсии два года осталось.
– Дурак-человек, - искренне удивился Николай.
– Я же тебя устрою так, что ты пенсию получишь ту, что надо. Ты меня слушай. Со мной не пропадешь. Скажи лучше, что умеешь делать?
– Я инспектором по кадрам работаю, - после некоторой паузы ответил Тюрин.
– Да?
– обрадовался Николай.
– Ну молодец! Будешь нам кадры подыскивать. Положим тебе рублей триста. Хватит?
– Ой, Коля, не надо мне ничего, - взмолился Тюрин.
– Дай спокойно доработать. А хочешь, я уеду из Москвы? Хоть на Колыму или Сахалин? Молчать буду как рыба. Не увидишь и не услышишь меня никогда.
– А вот этого не надо, - ответил Николай.
– Я потому и пришел, чтобы увидеть и услышать тебя. Запомни, Макарыч, я своих не бросаю.
– Николай с тоской в глазах осмотрел палату, перевел взгляд на Тюрина и со вздохом пожаловался.
– Навязался ты на мою голову.
– После этого он встал и негромко свистнул. Дверь открылась почти сразу, и в палату вошли два дюжих санитара. Один из них толкал перед собой каталку для лежачих больных. Поедем в отдельную палату, - совершенно другим тоном проговорил Николай, и санитары ловко переложили обессиленного больного на тележку. Все это произошло так неожиданно и быстро, что Тюрин не успел ни воспротивиться, ни возразить. Его выкатили из палаты, провезли по пустому коридору и через несколько секунд он оказался в небольшой комнате с закрашенными до половины окнами.
Первое, что Тюрину бросилось в глаза, это большая репродукция в дубовой раме, укрепленная над прикроватной тумбочкой. Николай перехватил изумленный взгляд Тюрина и с гордостью сообщил:
– Это я захватил, чтобы тебе веселее было. Врачи говорят, что домашняя обстановка помогает выздоравливать.
– Николай подошел к тумбочке, и пока Тюрина сгружали на приготовленную больничную койку, открыл дверцу.
– Здесь гостинцев немного: окорочок, балычок, коньячок. В общем все, что нужно. Надо будет порезать - вот кнопка. Работает.
Нажмешь - придет сестра. Я договорился. Ты, Макарыч, будешь здесьлежать как король. А если что посерьезнее, вот к нему обращайся. Николай хлопнул по плечу одного из санитаров.
– Я его проинструктировал. Так что, давай, лежи спокойно.
Тюрин
– Все будет о'кей, батя.
Санитары исчезли так же быстро, как и появились, а Николай, уходя, обернулся в дверях и сказал:
– Да, тебе могут бабки понадобится. Мало ли на что. Всякое бывает. Он достал из карман пачку червонцев, шагнул к Тюрину, а тот из последних сил вдруг как-то по-кошачьи мяукнул и торопливо забормотал:
– Нет-нет-нет, Коля. Не надо! Не надо мне денег. Все есть. Ну зачем мне здесь деньги?
– Да ладно тебе, - сказал Николай.
– Ты, главное, выздоравливай.
– Он сунул пачку Тюрину под подушку, по-приятельски улыбнулся и начал прощаться.
– Пока, Макарыч. Смотри, чтоб все нормально было. Обращайся к этим. За все заплачено.
– Николай кивнул и наконец закрыл за собой дверь.
Оставшись один, Тюрин вконец расстроился. Он в который раз подумал о побеге, но вспомнил двух могучих санитаров и застонал. Стон получился слишком громким, и Тюрин испугался, что его услышат.
– Пропадите вы все пропадом!
– прошептал он. После этого Тюрин отвернулся к стене, закрыл глаза и от пережитых волнений и усталости быстро уснул.
После посещения Николая и переезда в отдельную палату Тюрин вдруг сделался угрюмым и неразговорчивым. По ночам, во сне к нему попрежнему являлся владелец венского дворца, но теперь он выглядел каким-то бледным и чахлым, словно кажущаяся плотность канцлера целиком и полностью зависела от состояния Тюрина. Кауниц скромно садился на самый краешек кровати, тяжело вздыхал и с таинственным видом, голосом Николая шептал:
– Или он тебя, или ты его. Он - сильный, ты - хитрый. Напоишь его пьяным и на вдохе в рот ему водки. Пьяный не прокашляется.
В очередной раз услышав этот совет, Тюрин не испугался и не возмутился. Он даже пробормотал:
– Посмотрим. Посмотрим, - затем ногой спихнул вельможу с кровати, и тот, бледнея и теряя очертания, неслышно проследовал мимо Тюрина в свой двухмерный, идеально прописанный мир.
На третий день Николай снова навести Тюрина. Он пришел веселый, гладко выбритый, в безукоризненно белом щегольском халате. Халат так ладно сидел на Николае, будто он сшил его на заказ и только сегодня получил: новенький, накрахмаленный, с большими карманами для стетоскопов и прочих гуманных инструментов врачебной практики. Николай вошел, тихонько прикрыл за собой дверь и прямо с порога начал:
– Здорово, Макарыч. Ну ты даешь. Я думал, ты лежишь помираешь, а у тебя рожа, как у мясника. Молодец. Так и надо.
– Николай подошел к кровати, протянул Тюрину руку, а когда тот собрался было пожать её, он разжал пальцы, и с ладони на грудь Тюрину прыгнула какая-то пакость. Сердце у больного как будто споткнулось и заныло, а Николай громко рассмеялся.
– Это тебе, Макарыч, подарок. Чтоб не скучно было лежать. Игрушка что надо. У нас таких не делают.
– Он взял маленькую пластмассовую лягушку и повертел её перед носом у Тюрина, а тот, оправившись от испуга, капризно сказал: