Кокардас и Паспуаль
Шрифт:
– Ну и чего ты от нас хочешь? Это со всяким может случиться, кто здесь шастает по ночам, а бандитов твоих давно и след простыл.
– Черт побери! Я их отлично знаю, и мне никто не нужен, чтобы свести с ними счеты! Нет, приятель, помогать надо не мне…
– А кому?
– Моему храброму другу, брату по оружию… Его эти чертовы дети тоже кинули в канаву: то ли убили, то ли ранили… Берите фонари, друзья мои, и пойдемте со мной: может, он еще жив, голубь мой!
Он говорил с таким чувством, что солдаты прониклись участием к нему.
– Как тебя зовут? – спросил
– Кокардас-младший, магистр фехтовальных искусств, первая шпага Франции после одного человека, которого вы не знаете! А нам надо вытащить из канавы моего маленького подручного, брата Амабля Паспуаля, – третью шпагу королевства.
– Жалко его, приятель, – сказал сержант, – да что ж мы можем поделать?
– Ад и дьявол! – вскричал гасконец: кровь ударила ему в голову, и вся его способность к дипломатии мигом испарилась. – Ты дай мне только факел, а уж я его сам сыщу! Кокардас-младший небо и землю перевернет, чтобы найти лысенького, – а иначе как явиться на глаза к Лагардеру, черт меня раздери!
– Ты что, знаешь Лагардера?
– Еще бы! Лагардер – наша голова, а Кокардас с Паспуалем у него вместо рук. А вы тоже слыхали о Маленьком Парижанине? Значит, должны были слышать и о двух его друзьях – мастерах фехтования.
– Как не слыхать! – отозвался сержант. – Знаю, знаю: храбрые ребята. Так это ты, что ли?
– Я самый и есть… Только лысенький уже, может, помер, пока мы тут с тобой болтаем!
Сержант кликнул четверых солдат с факелами, и они все вместе отправились на поиски.
Они тщательно обыскали все вокруг моста. Кокардас вновь спустился в вонючую вязкую жижу, ходил вверх и вниз по течению, склонялся к самой воде. Он хотел отыскать своего голубка не живого, так мертвого – взять его на руки, отнести домой… Солдаты с факелами, помогавшие Кокардасу, окончательно убедились, что смеяться над ним не стоит.
Жуткое и трогательное это было зрелище! Время от времени Кокардас звал друга таким унылым, дрожащим голосом, что спутники гасконца невольно содрогались… Но сколько он ни звал, ни искал, ни причитал – все бесполезно. Монмартрский ров не выдал своей тайны. Потупив голову, со слезами на глазах несчастный рубака вернулся к воротам Ришелье.
У стен города он поблагодарил своих помощников и дал им несколько экю… Занималась заря. Кокардас медленно побрел по пустынным улицам к особняку Неверов сообщить там роковую весть об исчезновении Паспуаля.
XIV
ОТВАЖНАЯ ДЕВУШКА
Всего не предусмотришь!
Если бы Кокардасу или кому-нибудь из солдат, бывших с ним, пришло в голову поискать чуть подальше, отойти от моста вверх по течению шагов на двести, они смогли бы заметить на берегу свежие следы. Более того – не отправься гасконец за помощью, он бы очень скоро увидел, что помощь явилась сама. Не стоит упрекать его – он хотел только лучшего. Да и кто в таких обстоятельствах сразу сообразит, как надо поступить?
Паспуаль, к счастью, был ранен довольно легко, но в воде его рана раскрылась и стала кровоточить. Кроме того, нормандцу не повезло. Вместо того чтобы просто упасть
Какой-нибудь придворный щеголь на дне грязной канавы сразу бы распростился с жизнью, но Паспуаль, как мы знаем, был не из таких. Не пав духом, он изо всех сил боролся и с уносившим его прочь от моста течением, и с забивавшей нос, заливавшей уши и рот и залеплявшей глаза вонючей грязью.
Наконец он встал на ноги, но как раз в том самом месте, где бандиты швыряли в воду камни – конечно, наудачу, да только не было в ту ночь удачи брату Амаблю! Ему угодил в лоб довольно большой булыжник. По счастью, он не убил нормандца, но в голове у него от сотрясения смешались все мысли, и он не догадался укрыться под мостом.
Идти Паспуалю было трудно, но он пригнулся, чтобы не быть замеченным, и, цепляясь за каменную стенку, укреплявшую ров шагов на полтораста в обе стороны от моста, пошел вверх по течению. Кровь заливала ему глаза; на каждом шагу приходилось останавливаться и замирать на месте, чтобы не выдать себя бандитам – он слышал их смех и крики. В ушах у Паспуаля звенело. Ему стоило нечеловеческих усилий удержаться на ногах…
Нормандец чувствовал, как силы понемногу оставляют его. Он уже считал минуты, отделявшие его от смерти. «Если упаду, – думал он, – все будет кончено. Я уже не смогу встать, так и останусь погребен в этой зловонной дряни… И зачем я только не послушался Матюрины?»
Но горше всего ему было от мысли, что и Кокардас, возможно, погиб. Теряя силы, он представлял себе кошмарное зрелище: труп спутника всей его жизни валяется в этой клоаке…
Бедный Амабль готовился уже сказать последнее прости любви – Сидализе, Матюрине, Подстилке – всем, кто был милостив к нему в этой земной юдоли…
Впрочем, как ни сожалел он о прежних возлюбленных, еще печальней делалось Паспуалю при мысли о том, что невозвратно потеряно для него будущее… Сколько улыбок мог бы он еще увидеть, сколько поцелуев дать и получить! И он забывал, что Курносая уже ожидает его – подставляет свои впалые щеки, глядит пустыми глазницами, протягивает костлявые руки. Подумай об этом нормандец – и надежда бы его покинула. Но мысль о новых, не изведанных еще радостях одушевляла Паспуаля. Он не желал умирать – он жаждал новой любви!
Услышав, что голоса бандитов замерли вдалеке, нормандец решился на последнее усилие. Стенка кончилась – теперь можно было влезть наверх по откосу. Это спасение – хватило бы только сил!
Паспуаль впился пальцами в скользкую землю, вскарабкался на коленях до середины склона – и рухнул обратно в ров. Ему бы ни за что не вылезти из воды, не ухватись он случайно за пучок травы.
В изнеможении, едва дыша, выбрался Паспуаль на берег. Он даже не попытался приподняться и отползти подальше… Он попросту улегся на бережку в луже воды, стекавшей с его одежды, закрыл глаза и лишился чувств.