Коктейль под названием «муж»
Шрифт:
– Почему пятилетки? – опешила Алина.
– Потому что по статистике такие браки более пяти лет не держатся, с треском распадаясь, так как стахановец, не разобравшись, откуда берутся горячий корм и чистые подштанники, уходит туда, где живет романтика трудового азарта. Разберутся и он, и его романтика позже, но тебе от этого легче уже не станет. Не путай Машу: она должна либо узнать правду и восстановить справедливость, либо, опять же, узнать правду и жить дальше спокойно. Что вряд ли.
– Злая ты, Гусева, – опечалилась Алина и робко взглянула
Маша, покрывшись красными пятнами, заплетала на бахроме скатерти косички, перемещаясь вдоль стола.
– Машуня, я могу все выяснить. Это дело пары минут. Охрана фиксирует входящих и выходящих, узнаем, во сколько пришел, во сколько ушел.
– Я мужу верю, – упрямо сдвинула брови Маша. – Но раз вы настаиваете…
Нет ничего страшнее и тягостнее неизвестности. С одной стороны, она понимала, что не надо копать, а то можно раскопать не только сундучок, но и пару-тройку скелетов, а с другой – как отказаться, если информация лежит практически рядом. Только руку протяни – и вот она, пожалуйста. Никаких сомнений, полная ясность. Беда была в том, что ясность эта могла разрушить всю жизнь. А Маша не готова была строить что-то новое на руинах. Хотя, вполне вероятно, что она уже давным-давно сидит на пепелище, только не знает об этом.
– А заодно узнайте, какие бабы находились в здании в этот же период времени, – бдительно посоветовала Гусева. – Нахождение на рабочем месте не освобождает от ответственности. Знаем мы, чем они там в этих офисах на столах занимаются. В Интернете целая подборка висит.
– Если у кого-то в транспорте украли кошелек, то это вовсе не означает, что у тебя тоже обязательно сопрут и поэтому надо ходить пешком и по исключительно пустынным улицам, – вспыхнула Алина. – Не надо подо все подводить свою упадническую философию.
– Разумеется, у меня могут украсть мобильник, а то и вовсе столкнуть под поезд. Это кому как повезет. Просто по теории вероятности «повезет» каждому, но в большей или меньшей степени, – Рита снисходительно потрепала подругу по плечу. – Наивная ты, Шульгина, аж до слез. Вот именно поэтому мужики тобой пользуются, а мной – нет.
– Нашла чем гордиться. – Алина не любила, когда кто-то намекал на ее многочисленные неудачи, именно из-за своей многочисленности и похожие то ли на неразборчивость, то ли на неосмотрительность. Она каждый раз совершенно искренне считала, что нашла свой идеал, и не ее вина, что идеал в результате оказывался далек от совершенства. – Лучше уж пусть пользуются, чем я в старых девах до старости доживу.
Михаил Яковлевич, допивший коньяк и считавший, что внучкина проблема уже решена, начал поглядывать на Алю и даже расправил плечи, постепенно перемещаясь все ближе к Шульгиной. Заметив его маневры, внучка пришла в себя и резко прервала философскую беседу:
– Ладно. Сейчас всем спать, а завтра решим. Дед, я подумаю.
– В такую ночь и спать-то жалко. – Михаил Яковлевич приосанился и бодрячком начал наворачивать круги по гостиной, кося глазом на смутившуюся
– Я могу, – дверной проем заполнил мощный корпус Нади. – Заодно прослежу, чтобы вы впотьмах не сковырнулись, не ровен час, в канаву какую-нибудь. А то по пьяни чего не бывает. И вам безопасно, и мне приятно, потому как мужчина вы видный, всем на зависть.
Последнее замечание, видимо, примирило Михаила Яковлевича с не первой свежестью спутницы. Он самодовольно хмыкнул, повел плечами и согласно прогудел:
– Я-то да, я-то еще любому плейбою фору дам. Есть еще порох в пороховницах.
– Ну и дед у тебя, – ошалело покрутила головой Алина, когда старик угнал повизгивающую и похохатывающую Надю в темноту.
– Да уж. Дед у меня – ого-го, – с некоторым сомнением в позитивности данного факта подтвердила Маша.
Ночью она не спала. Мысли распирали, теснясь в голове, давя на сердце и заставляя его замирать то от тоски, то от ужаса. Картины будущего рисовались одна чудовищней другой.
Рита тоже не спала. Около двух часов она поскреблась в Машину дверь и замогильным шепотом уточнила:
– Ты там страдаешь и не спишь или решила плыть, как букашка по воле волн в направлении сточной канавы?
– Очень поэтичное сравнение! – Маша распахнула дверь, попутно остро пожалев, что открывается она внутрь, а не наружу. Мучительно хотелось заехать доброжелательнице в лоб.
– Это я еще сынтеллигентничала, – порадовала ее Рита. – В принципе, напрашивается сравнение не с букашкой, а…
– Не надо. Добивать пришла?
– А чего тебя добивать? – искренне удивилась подруга. – Ты, по-моему, и так уже размазана по асфальту в ноль. Я пришла посочувствовать.
– Спасибо. Все?
– Здрасьте. Приперлась бы я среди ночи только ради такой ерунды! У меня есть мысли.
– Гусева, у тебя всегда есть мысли. Потому что ты умная, а все вокруг идиоты, без твоего чуткого руководства делающие все неправильно. Я в курсе.
– Не злись. Просто сочувствовать – не конструктивно. Сочувствие унижает и уничтожает волю к победе. А женщина должна быть победительницей. Ради своих же соратниц по борьбе. Должно идти накопление опыта путем анализа ошибок.
– Ритка, я спать хочу.
– Нашла время! Значит, так, я тут подумала: во-первых, тебе надо срочно вернуться в город. Внезапно, чтобы он не успел убрать в квартире.
– Я и так знаю, что он неряха…
– Бестолочь. Я имею в виду бутылки, одежду со следами помады, мусорное ведро, в котором может оказаться много интересного.
– То есть ты предлагаешь мне его застукать?
– Именно! Все лучше, чем наивно хлопать глазами и улыбаться, пока об тебя ноги вытирают.
Спорить с такой формулировкой было невозможно. Если у Алексея кто-то есть, то выглядит Маша именно так: доверчивой дурехой, о которую действительно вытирают ноги.