Коктейль под названием «муж»
Шрифт:
«Надо срочно что-то делать! – лихорадочно соображала Маша. – Иначе я сойду с ума. Надо отвлечься. Нельзя постоянно думать об этой неведомой бабе. Это унизительно. Я никогда не поведу себя, как примитивная клуша. Я не буду ничего выяснять. Не буду. Не буду. И думать надо о чем-то другом. О работе, например».
Она с отвращением посмотрела на стопку листов. Пришел новый договор, который следовало перевести как можно быстрее. Но как можно думать о работе, когда знаешь, что твой собственный муж в этот самый момент, возможно, и не работает вовсе, а…
«Ключевое слово –
«Собственный – это значит мой, персональный, личный. Если предположить, что это не муж, а автомобиль, то есть два варианта: его угнали или он сломался сам. Если угнали, то надо попытаться вернуть. Все же собственность, с какой стати его кому-то дарить. А если сам сломался, то надо поменять. Исходим из того, что починить его нельзя. Или можно? И еще один момент: автомобиль все же подневольная куча железа, которую может присвоить посторонний человек. А муж? Он что, без сознания был, когда его «угоняли»? Сигнализация не сработала? Так что? Как быть-то? Угнали или сломался? Какой вариант менее безболезненный для хозяина? Однозначно – лучше, если сломался. Есть шанс починить».
Как «чинить» мужа, вильнувшего налево, Маша не знала. Поэтому решила пойти по проторенному пути – в салон красоты. Пусть он увидит, какое сокровище теряет. Как в анекдоте: «Такая корова нужна самому». Это было тоже довольно унизительно – пытаться понравиться, угодить, но лучше уж совместить приятное с полезным, чем превращаться с народную мстительницу, вычислять соперницу и устраивать с ней битву на половниках.
Когда у брошенной женщины появляется цель, ей становится легче. По крайней мере, поток мыслей делится на две половины, лишь одна из которых омывает утес под скорбным названием «Муж бросил». Зато вторая конструктивно и целеустремленно несет вперед, возможно, к новой жизни. Тогда и русло первой реки со временем может высохнуть.
Заловив Людвига по пути в столовую и оттеснив его бюстом в угол, Маша поинтересовалась:
– Людвиг, я тебе нравлюсь?
– Ну-у-у, – задумчиво протянул гений, скосив глаза на ее грудь. – Ты приятная девушка.
– Во всех отношениях?
– Во всех, – осторожно согласился гений.
– И что дальше?
– А что, должно быть еще что-то дальше? – заволновался Людвиг, жалобно посылая коллегам призывные взгляды из-за Машиного плеча. Но коллеги с делано независимым видом сновали мимо, локаторами настроив уши, и при этом незаинтересованно глядя в сторону. На помощь никто не спешил.
– Вот. Наконец-то мы пришли к консенсусу. Дальше ничего быть не должно! – обрадовалась Маша. – Иначе как честный человек ты должен будешь жениться.
– Ты же замужем!
– Я разведусь, – пообещала она.
– Не надо.
– Тогда сделай одолжение, объясни коллегам, что между нами ничего нет, а то меня напрягает всеобщее внимание! Может быть, я личную жизнь хочу устроить, а тут ты, как табличка «зарезервировано» на ресторанном столике. Будь любезен,
– Я же ничего с тобой не делал, – проныл Людвиг. – Чего возвращать-то?
– Общественное мнение возвращать вспять. Скажи всем, что я не ответила тебе взаимностью.
– Но они все считают, что мы с тобой… И Копейкина начала ревновать.
– Копейкина? Да плевать мне на Копейкину!
– А мне не плевать! – запальчиво взвизгнул Людвиг.
– Так ты нарочно? – Маша плотнее притиснула его к стене. – Я думала, это роковое стечение обстоятельств, а тебе, паразиту, надо было, чтобы Светка поревновала?!
– Тебя это не касается!
– Как же не касается, когда весь офис обсуждает мою несуществующую личную жизнь?
– Разговариваете? – Света Копейкина собственной персоной спускалась по лестнице к месту действия.
– Да так, – Людвиг попытался принять независимую позу, но места для маневра было слишком мало, и он чуть не свалил Машу. Оттолкнуть ее он стеснялся, поскольку под руками была сплошная грудь, браться за которую было страшно.
– Я его поймала, – порадовала Копейкину Маша. – Для тебя. Брать будешь?
– Буду, – машинально кивнула Света.
– На, – Маша отлепилась от багрового Людвига и проникновенно объявила: – Совет вам да любовь! Я за вас так рада.
– Что это значит? – отмерла психолог. – Людвиг?
– Он хотел тебя куда-нибудь пригласить, а вчера тренировался на мне, – пояснила Маша. – Крайне закомплексованный юноша. Просто клад для диссертации, если ты таковую задумаешь. Представляешь, Свет, у него книга, у тебя кандидатская! Полное совпадение интеллектуального уровня и интересов.
С этими словами Маша направилась в столовую, провожаемая обалделым взглядом двух пар глаз. Света с Людвигом нахохлились в углу, как два филина, разбуженных в неурочный час.
Вечером ноги сами принесли Машу в родительскую квартиру. Несмотря на то что в салоне из нее сделали писаную красавицу, вернув уверенность в себе, домой всю эту красоту нести не хотелось.
Двери открыл неизвестный мужик в папином халате. Последовала немая сцена, причем Маша молчала, впав в крайнее изумление, а мужчина просто терпеливо ждал, пока она отомрет.
Наконец, ждать ему надоело, и он поторопил визитершу:
– Вы агитировать пришли или продаете что-то?
– Купите бублики, гоните рублики, – одурело пробормотала Маша, соображая, может ли вор для усыпления бдительности переодеться таким образом.
– Какие бублики? – «халатоносец» недовольно потер переносицу и пожал плечами, намереваясь захлопнуть дверь.
– Мама! – крикнула Маша, пытаясь протиснуться внутрь.
– Девушка, я сейчас милицию вызову, – рассердился мужик, прилипнув к косяку и перекрыв доступ в родительское гнездо.
– В чем дело? – недовольно поинтересовалась Диана Аркадьевна, выплывая в коридор в… Нет, у Маши даже не нашлось подходящего слова, чтобы обозначить полупрозрачный кусочек тряпочки, прикрывавший маменьку. Никогда раньше она не замечала, насколько потрясающая у родительницы фигура для ее возраста.