Коктейль “Торпедный сок” (Torpedo Juice)
Шрифт:
Двадцать четыре часа в сутки я хожу по минному полю. Например, каждый раз, когда у меня одежда забрызгана кровью, автоматически начинаются расспросы. Про друзей вообще молчу. Это еще один камень преткновения. Мне нельзя иметь приятелей. Они плохо на меня влияют. И она терпеть не может Коулмэна. Не хочет, чтобы он ко мне заходил. Я говорю, он мой лучший друг. Молли отвечает, что изо всех сил пытается поддерживать чистоту в доме и не допустит, чтобы Коулмэна повсюду рвало. Я объясняю, он такой и его не изменишь. Каждый раз, когда Коулмэн приходит в гости, она отзывает меня в сторону
И самое главное: мне позволено иметь пару-тройку друзей, Но они должны быть женаты на ее подругах. После скандала с полотенцами мы ходили на ужин к главному библиотекарю, где я познакомился со своими новыми приятелями, одобренными и сертифицированными. Напоминает насильственный брак в Непале. Ребята в трикотажных клетчатых жилетках – Джеффри, Рональд, Нед. Я говорю себе: «Не спеши судить о людях превратно». Женщины на кухне, а мы стоим у барбекю со стаканами чая и смеемся, а потом идем в гараж и смотрим всякие инструменты и клюшки для гольфа. Я подыхаю от скуки, пока не соображаю: стоп, у нас же есть все ингредиенты для самодельных бомб!
В травмпункте у всех зашкалили эмоции, и выяснилось, что это я оказываю дурное влияние. Я говорю жене: видишь, я с самого начала не хотел общаться с этими дохляками… Вот почему я пишу это на диване у Коулмэна. Я еще надеюсь найти волшебный ключик от семейного счастья.
Спокойной ночки!
Глава 34
Утреннее небо обещало дождь. Местные рыбаки остались дома, а приезжие все равно спустили на воду взятые напрокат лодки с целыми наборами торчащих, как антенны, удочек. В ярко-желтых или оранжевых непромокаемых плащах они упорно боролись с волной в проливе Боуги, и их мореходные умения сулили несомненную работу спасателям. Сегодня погода была не такой уж плохой, но туристы имеют обыкновение плавать даже под штормовым флагом. Отпуск – это свято.
Два человека смотрели на прыгающие по волнам лодки из окна дома-ранчо на берегу Биг-Пайн-Ки. Этот особняк был одним из старых, построенных еще до того, как из-за наводнений всех обязали возводить дома на сваях. Улицы на этой стороне острова носили романтические названия: Олеандровая, Гибискусовая, Платановая. Передний двор был усыпан мелкой бурой галькой, потому что пресной воды для поливки газонов не хватало. У гальки обнаружилось еще одно полезное свойство: всегда было слышно, как кто-то подъезжает. Посреди двора лежало главное украшение – бутафорекий корабельный якорь девятнадцатого века. По нему объясняли дорогу гостям: «Просто ищите якорь». Это было большое, трехсотфунтовое чудище с поддельной патиной, разряженное в рыболовецкие сети и унизанное цветными поплавками от ловушек для крабов. Вокруг этого морского кича росли клумбы веселых лиловых и розовых цветочков, которые только что раскрылись, не подозревая, что ночью их сжуют карликовые олени. Над номером дома красовался небесно-голубой морской конек. Чуть выше по улице стоял темный седан.
Двое смотревших на лодки сидели за кухонным столом. Они приехали сюда задолго до рассвета. Периоды интенсивных
Стол был стеклянный, в круглой белой металлической раме. Такие покупают для уличных беседок. На нем стояли две кофейные чашки и бутылка виски. Лежала пара темных очков.
– Мне нужен валиум, – сказала Анна.
– Притормози.
– Дашь или нет?
Мужчина открыл бумажник и достал оттуда таблетку. Анна забросила ее в рот и запила содержимым кофейной чашки.
– Все образуется, – заверил ее мужчина.
– Теперь мне еще хуже.
Мужчина прикрыл ее руку, лежащую посреди стола, своей.
– Все кончилось. Теперь ты в безопасности. Время лечит.
– Мы можем загреметь в тюрьму, и нас казнят.
– Нас не поймают. Если никто ничего не скажет. Ты ведь не сделаешь этого, правда?
– Я знала, что не смогу убить человека, – сказала Анна.
– Тогда зачем мы туда пришли?
– Боже, ты прострелил ему глаза!
– Я просто целился в голову.
Желудок Анны сжался в спазме.
– У меня опять приступ паники.
– Валиум пока не начал действовать. Она налила себе еще виски.
– Ты добьешься, что тебя затошнит.
– Меня уже тошнит! – Она повертела очки на столе. Ее глаза покраснели.
Анна выглянула из заднего окна на веранду. Ноздри раздулись от слабого запаха серных палочек, которые бросили в бак от комаров. Мужчина снова взял ее за руку. По стеклу заструились капли дождя.
Она высвободила руку.
– Зачем ты вырвал у меня пистолет? Почему ты его пристрелил?
– Потому что ты этого не сделала.
– Я передумала. Ты слышал, что он сказал о моем брате? Какой-то бред… Ты застрелил его до того, как он…
– Ты думаешь, мы в игрушки играем? Думаешь, можно наставить на кого-то пистолет и не выстрелить?
– Он ведь давал нам слово…
– Ты так и не поняла, что это за человек! Да он был готов сказать что угодно! При первой же возможности он бы пришел за нами!
– Ну и что! Я и так была в бегах.
– А я – нет! Я пытался тебя отговорить, помнишь? А потом я стою и вижу, что ты струсила, и у меня одна мысль: черт, надо спасать свою задницу! Как только ты подняла пистолет, ты определила будущее. Или он, или мы.
Они снова замолчали. Снаружи было темно, если не считать света, который проникал в окна из-за туч. Дом будто повис в тумане всех оттенков серого. Не такой уж плохой день на Кис. Можно посидеть с книжкой на диване, послушать дождь, посмотреть, что творится на улице.
– Что за дерьмовая погода! Ненавижу.
– Ты сохранишь тайну?
– Почему ты спрашиваешь? – спросила Анна. – Ты и меня убить хочешь?
Мужчина опустил глаза.
– Извини. Я не это имела в виду.
– Не нужно ничего говорить.
– Нет, ты мне правда помог!
– Я всегда буду рядом. Ты ведь знаешь. На этот раз она накрыла его руку своей.
– Потому я тебе и позвонила. Как и раньше, ты же понимаешь…
Они посмотрели друг на друга, вспоминая. Долгие телефонные разговоры и всхлипывания: Билли начал ее колотить. Слезы в кафе. Потом – любовники.