Кол Будды

Белов Руслан Альбертович

Мужчина оказался москвичом из Подмосковья и бывшим наркоманом. Он рассказал, что с весны сидит в щели Темной, и что в молодости каждый год ездил в Среднюю Азию за маком, эфедрой и прочей травкой. Когда бутылка стала пустеть, а от дыни ничего не осталось, Афанасий (так звали мужчину) принялся читать свои стихи и читал их да утра. Смирнов, разбиравшийся в поэзии, был потрясен – оказалось, что ночью, в нескольких километрах от Геленджика, об него споткнулся и упал на кастрюлю с остатками кулеша талантливый и самобытный русский поэт.

Афанасий

спешил встретить знакомую, приезжавшую утром из Самары, и потому с рассветом ушел в дождь, пообещав, что перенесет, наконец, свои стихи на бумагу и отнесет их в редакцию.

Завтракая куском копченой колбасы и помидорами, Смирнов о нем думал. Обычное мужицкое лицо, ломкая фигура, длинные почерневшие зубы частоколом – и поэт, от бога поэт.

10.

Кролик, потерявший волю, сел в "Мерседес" и, не включив фар, помчался в никуда. Дорога не освещалась, и на выезде из Анапы на полном ходу машина подбросила в воздух полную женщину, переходившую дорогу с сумками в руках. Кленки у нее были бугристо-артритными, лицо, обрамленное клетчатым платком – серым и неприятным.

Олег ощерился бешено – кролик, потерявший волю, почувствовал себя машинистом скорого поезда Смерти.

По лобовому стеклу смачно стекала кровь женщины и кровь помидоров, бывших у нее в сумке. За окнами стояла мертвая ночь, и захотелось убить еще.

Сузив глаза, он прибавил скорость.

Он слышал, как стучат колеса пустых вагонов, пока пустых – та-та-та, та-та-та.

Через пару километров, в поселке Чембурка, в один из них сел велосипедист.

Потом девушка с парнем.

***

Они целовались посереди дороги. На ней была коротенькая малиновая юбчонка. Он был до смешного высок и худ.

***

Кровь их заляпала стекло. Пришлось включить дворники.

Через три километра он услышал сирену.

Посмотрел в зеркало

За ним мчался милицейский "Форд". И еще одна машина. К которой Олег давно привык.

Это было занимательно. "Форд" против "Мерседеса".

Нет, "Форд" против скорого поезда смерти.

Кто кого?!

На вираже "американец" наехал на камень и вылетел в кювет.

Олег, обернувшись, огорчился – в его вагонах пассажиров не прибавилось.

Скорый поезд замер у въезда в Крымск. Его остановил "КАМАЗ", поставленный поперек дороги. И предупредительная очередь в воздух.

Машиниста не били. Наручников не надевали. Усталый милицейский капитан в бронежилете, буркнул в сторону:

– Капанадзе сказал, чтобы ты не нервничал. Там его люди, садись к ним и езжай. Машину завтра найдешь на стоянке "Веги".

***

В "Веге-плюс" было тихо.

Он выпил водки, понежился в джаккузи, поужинал и лег к Галочке.

На ней была блестящая голубая ночная рубашка.

Сквозь нее было видно все.

Темный треугольник лобка.

Вздыбившиеся соски.

Жаркие бедра.

Она проснулась, прижалась

к нему ласковой кошечкой.

Он, выказав недовольство нервным движением плеча, взял пульт, лежавший на малахитовой тумбочке (в номере все было под малахит), включил телевизор.

По местной программе шли ночные новости.

Дикторша взволнованно говорила:

– Этот необычно погожий летний вечер стал для нашего города поистине трагическим. В десять часов тридцать минут десятиклассники Марина Ковалева и Витя Шевченко покончили жизнь самоубийством. Несколько человек видели, как они, взявшись за руки, бросились под проходящую по шоссе машину. Десятью минутами раньше погибла женщина, перебегавшая дорогу в неположенном месте. Ее фамилия устанавливается. Примерно в тоже время на той же дороге был сбит Сапронюк Михаил Константинович, в нетрезвом виде ехавший в левом ряду на неисправном велосипеде. Опрошенные родственники признались, что послали его в магазин за пятой бутылкой водки…

Олег почернел от злости, оттолкнул Галочку, не ко времени предпринявшую несмелую попытку его обнять.

Этот Капанадзе делает все, что хочет!

Он присвоил его, Олега! Он присвоил его будущее, его жизнь, его смерть, он присвоил его поступки!

Что делать, черт побери?!

11.

В Геленджике снять комнату не получилось – как и в Адлере никто не хотел брать на постой одного человека. Или предлагали такое, что воротило душу. Или предлагали такие, что хотелось побыстрее уйти. Можно было, конечно, пройтись по окраинам и найти что-нибудь приличное. Однако Смирнову не захотелось ходить от дома к дому, угодливо заглядывая в оценивающие глаза (чего ему не было по вкусу, так это просить и нравиться), да и тянуло его на берег, привык он ночевать под небом и обычным предутренним дождем.

Город был памятным. После того, как десятилетний непоседа Женя, упав с сосны, десять минут повисел на железных кольях ограды, впившихся в грудь, мама три года подряд отправляла его в местный детский санаторий "Солнце". Конечно же, он не мог уйти, не побывав там, где прошли одни из лучших месяцев его жизни.

Санатория Смирнов не нашел. Люди, к которым он обращался, недоуменно пожимали плечами. Наконец одна старушка сказала, что, собственно, "молодой человек" и находится на том месте, где когда-то было "Солнце".

Смирнов оглянулся. Заросшие бурьяном развалины, обгоревшие стропила, несколько заколоченных домиков, презервативы в траве… Это было все, что осталось от лучших его месяцев.

Поблагодарив старушку, он спустился к берегу и, наконец, узнал заповедник своего детства. Песчаники, бронирующие склон, – теперь эти слова ему были известны, – облупившийся памятник над ним, покрытые изумрудной тиной бетонные быки – остатки пирса, в войну отправлявшего торпедные катера на Малую Землю…

Он разделся, вошел в море, поплыл к дальнему быку. Взобрался, лег и… почувствовал себя десятилетним Женей.