Колчаковщина (сборник)
Шрифт:
По широким степям, по большим и проселочным дорогам, от села к селу, колокольным звоном разливаются вести о сизовских событиях.
— Сизовские бунтуют… Колчаковский отряд разбили… Пароход с пушками и пулеметами в плен взяли… Большевистский штаб в Сизовке объявился…
Катуном-травой бежит, перекатывается:
— Вязовские бунтуют… Ивановские бунтуют… Чусовские… Куртамышские…
И все дальше и дальше по широким степям, по дремучим лесам гудит, звенит набат:
Бунт… Бунт… Бунт…
…Чуть плещется
В рубке первого класса заседает штаб Сизовской революционной армии. В штабе несколько новых лиц: официант с парохода «Коммерсант» Максим Иваныч, бородатый лоцман и приземистый широкоскулый артиллерист Коротков.
На суровых, обветренных лицах штабников — твердая решимость, — люди хорошо знали, куда идут. Все взвешено, обо всем переговорено, и Димитрий должен был лишь точно и ясно высказать общие всем мысли.
Киселев оглядел собравшихся.
— Товарищи, мы взвалили на свои плечи огромное дело. Надо держаться до конца, отступления для нас не может быть, дорога теперь одна — победа или смерть. Наших сил, видите сами, мало. Вязовские, ивановские и другие восставшие села увеличат наш отряд лишь незначительно. Надо перекидываться дальше, надо немедленно поднять все население, объявить мобилизацию.
— Верно, мобилизацию в самый раз.
— Пойдут ли мужики, — нерешительно сказал Яков Лыскин. — Дело шибко сурьезное…
— Пойдут, — уверенно ответил Молодых, — теперь все пойдут. А которые не пойдут, тем приказ написать.
— Приказы мы всем напишем, — продолжал Димитрий. — Надо связаться с городом. Там непременно должны быть партийные товарищи, а если в городе работа почему-либо не ведется, — начать ее самим. Затем необходимо сейчас же послать людей к Петрухину, установить связь с ним. Нам всем уже не раз приходилось о Петрухине слышать…
— Мы уж посылали к нему, — вставил Бодрых, — троих мужиков послали, как только бунтовать начали.
— Я знаю, но до сих пор ваших гонцов нет, — очень возможно, что они не добрались до Петрухина, погибли где-нибудь. По имеющимся у нас сведениям, Петрухин держится главным образом в районе железной дороги. Сил у него, по всем признакам, должно быть значительно больше, чем у нас. Неизвестно, как у него с оружием дело, а у нас пушки, пулеметы. Вместе с Петрухиным мы будем представлять грозную силу.
У Димитрия засверкали глаза. Да, да, он верит, что волны повстанческого движения разольются по всей необъятной Сибири и без остатка смоют уже пошатнувшиеся твердыни верховного правителя…
— Ну, товарищи, кто желает высказаться по поводу доклада?
— Да чего уж, известно…
— Конешное дело, деваться теперь некуда, объявляй буржуям войну.
Иван Бодрых с улыбкой хлопнул лапищей по плечу Молодых:
— Пиши,
— Объявляй мобилизацию, товарищ Киселев. Время будто рабочее, не совсем подходящее, да уж все едино: дом горит — щепки жалеть не будешь.
Все предложения Димитрия штаб принял единогласно.
…Через два дня во все стороны поскакали из Сизовки гонцы с приказами штаба.
— Мобилизация!.. Куйте пики!.. Все на борьбу с вековыми насильниками и угнетателями трудового народа!.. За власть Советов!.. Долой колчаковских министров, наемников капиталистов и помещиков!
По деревням, по селам, по заимкам призывным кличем несется:
— Мобилизация!.. За власть Советов!.. Все в Сизовку!
Загудели, всполошились людские муравейники. Собираются в кружки молодые и старые, бородатые и безбородые. Зашумели шумом таежным сельские улицы:
— Бунтуют?
— Бунтуют.
— Колчака не хотят?
— Еще хотеть. Земли помещикам, а подати мужикам.
— При Советах не платили…
— При Советах, конешно… Наша власть.
— Мобилизация?
— Мобилизация, однако.
— Ну так как же, пойдем?
— Надо идти.
— А как же! Приказ. Видал и подпись — штаба революционной армии.
— Да, дело сизовские затеяли нешуточное.
А гонцы все дальше, дальше. День и ночь, день и ночь.
— Мобилизация!.. За власть Советов!.. Все в Сизовку!..
Стоит Димитрий на борту парохода, смотрит на берег. Радуется. Чувствует, как радость по жилам переливается. Вот, кажется, рукой можно взять и посмотреть ее, радость долгожданную.
— Эх, целая армия!
На берегу волнуется людское море. Три тысячи человек в Сизовской армии. Три полка пехоты, полк конницы. В каждом полку по два пулемета» При отряде — батарея, четыре пушки.
Сила несокрушимая!
Буйно плещется радость в груди Киселева. Так и подмывает прыгнуть через борт, громким голосом крикнуть:
— Товарищи, вперед!.. За власть Советов!.. За угнетенных!
Димитрий поднимается на носках, тянется через борт к шумящей на берегу толпе. Хочется слиться с ней в единую душу, в единую мысль.
Ах, радость пьянящая. Все, все сметут со своего пути! Жалкой буржуазной плотнике не удержать разбушевавшегося потока!
…Вернулся гонец от Петрухина, выкладывает штабу привезенные вести:
— Сто пятьдесят верст до Петрухина, а то и все двести будут. Целая дивизия у него. Идет Петрухин вдоль железной дороги, забирает станцию за станцией, разбил два больших колчаковских отряда, а мелких — и не счесть сколько. Теперь идут на Петрухина со всех сторон: от Семипалатинска, от Барнаула, от Славгорода, от Камня…