Кольцо Фрейи
Шрифт:
– Это верно! – жестко отозвался Харальд. – Иной раз от любви люди сходят с ума и видят богиню в какой-нибудь… ведьме или троллихе! И совершают поступки, о которых потом горько жалеют!
– Хотя говорят, что в таких случаях не обходится без ворожбы! – Хлода уколола Гунхильду злобным взглядом. – Бывает, что и женатые мужчины смотрят на сторону, если их приворожат. А бывает, что и девушки дают себя одурачить, потому что им в постель подложат руническую косточку!
– Какую еще косточку? – нахмурился Горм. – Ты что-то знаешь?
– Ничего я не знаю. – Хлода
Харальд повернулся к Гунхильде и устремил на нее пристальный взгляд. Он пронзал как клинок – так твердо и холодно смотрели эти серо-голубые глаза.
– Что ты так на меня смотришь? – воскликнула Гунхильда. – Хочешь сказать, что это я приворожила Ингер к Эймунду?
– Трудно найти другого человека, которому это было бы нужно. А сам он едва ли смог, это дело не для мужчин.
– Фру Асфрид много знала о рунах и умела делать амулеты на все случаи, – вспомнила Тюра и взглянула на Гунхильду со страхом. – И ты говорила, я помню, что она многому научила тебя…
– Асфрид никогда не учила меня злой ворожбе! Это не к лицу королеве, она ведь не какая-нибудь старая ведьма! – Нападки на бабушку задели Гунхильду даже сильнее, чем на нее саму. – Никогда в жизни она не наводила на людей болезнь или безумие! Она только помогала, лечила, и меня учила только этому.
– Что толку спорить, – сказал Горм. – Пусть пойдут и поищут в постели у Ингер, нет ли там чего лишнего.
Гунхильда первой бросилась к двери, но не успела сделать и двух шагов, как железная рука схватила ее за плечо.
– А ты сиди! – Харальд почти толкнул ее к скамье. – Без тебя обойдутся.
Тюра и Хлода ушли в женский покой и приказали служанкам перерыть лежанку, на которой спали Гунхильда и Ингер. Гунхильда осталась в гриде, рассерженная, обиженная и негодующая. Сильнее всего ее ранило это ожесточение и холод в глазах и словах Харальда. Выходит, он думает, что она могла испортить его сестру зловредной ворожбой! Он, который… А она уже почти поверила, что он ее любит! Невозможно было не верить после той ночи в кургане Фрейра, да и потом она не раз замечала в глазах его, устремленных на нее, тепло и радость, смешанные с затаенной грустью. И вот все это исчезло. Он снова думает, будто она ведьма! Как будто сам не знает, что из-за любви люди совершают поступки, которые остальным кажутся странными, а им самим – единственно верными. А хотя…
Гунхильда невольно выпрямилась на скамье. А что если Харальд подумает, что она и его приворожила к себе? А что если… если и ее саму кто-то приворожил к Харальду, из-за
Пораженная этой мыслью, она смотрела перед собой невидящими глазами и даже не заметила, как женщины вернулись. Вдруг осознав, что вокруг стало очень тихо, она подняла взгляд и увидела Тюру – та смотрела на нее с таким потрясением и ужасом, будто девушка у нее на глазах превратилась в троллиху, поросшую мхом.
– Что такое? – похолодев, спросила Гунхильда.
– Там… – Тюра взглянула на мужа, беспомощно потыкав рукой в сторону двери. – Там… нашли… лежит…
Можно было подумать, что в постели Ингер лежит живой дракон.
– Ну, вы принесли? Покажите! – потребовал Горм.
– Что ты, конунг! – ответила Хлода. – Разве мы посмеем прикоснуться к такой пакости?
– Пойдем посмотрим, – сказал Харальд.
Но сам не сдвинулся с места, а за ним и остальные, пока Гунхильда не поднялась и не шагнула к двери. Она вышла первой, прочие за ней. И вот вся семья Горма и домочадцы, кто мог поместиться, проследовали в женский покой, где умерла Асфрид и откуда исчезла Ингер. Вся постель девушек была перерыта, подушки разбросаны по углам, тюфяк откинут, одеяла слетели на пол.
– Вон она! – Хлода ткнула пальцем во что-то на одеяле с таким видом, будто там была ядовитая змея, к которой не стоит приближаться. – Бера нашла ее и уронила с перепугу.
Служанка рыдала в углу и лихорадочно терла о подол мокрые руки, будто не надеялась стереть с них ядовитые следы злой ворожбы.
В покое было слишком темно, но Горм велел принести факелы. При свете удалось рассмотреть, что это обломок кости, длиной с палец или чуть больше, покрытый множеством темных черточек.
– Это руны! – ахнула Тюра. – В самом деле! И на них что-то темное… должно быть, кровь!
Харальд стоял, стиснув зубы, с напряженным взглядом. С того давнего случая с сестрой Гунн и ведьмой Ульфинной любой намек на злобную ворожбу выводил его из себя настолько, что он терял способность здраво рассуждать. По крайней мере, в первое время.
– Давайте попробуем разобрать, что там начертано, – предложил Горм. – Думаю, нам надо позвать Регнера. Слышал я, что Сигурд Щедрый знает руны чуть ли не лучше всех в Северных Странах. Но…
– Но ему-то и незачем знать, что здесь произошло, – закончил за него Харальд. – Если кто-то узнает, что на Ингер навели чары, это опозорит нас всех, а она никогда не выйдет замуж, даже если удастся придушить того ублюдка…
– Конунг, только не прикасайся! – Тюра схватила мужа за плечо, когда он было нагнулся к косточке. – Вдруг эти чары испортят любого, кто их тронет!
– Хозяйка, ты от страха немного того… переволновалась. – Горм успокаивающе похлопал жену по руке. – Тебе ли не знать, что руны действуют только на того, на кого направлены, а я ведь не молодая девушка на пороге замужества! Ты же не думаешь, что я воспылаю противоестественной страстью к Эймунду, если прикоснусь к этому огрызку!
– Лучше не говори таких ужасов, конунг! Как мы можем знать, на что способны ведьмы!