Кольцо Харона

Аллен Роджер Макбрайд

Тем не менее пурпуристы провозгласили себя освободителями. Въехав сюда, они приняли бразды правления и официально переименовали местность в Пурпурную исправительную колонию Тихо. Новое название как в зеркале отразило противоречия, что бросались в глаза и в самом городе.

Живя бок о бок на территории прежней тюрьмы строжайшего режима, обнаженные пурпуристы и бывшие каторжники были обречены на вражду. В первый же год их совместного существования количество убийств резко подскочило, достигнув небывалой даже здесь величины. Но, к общему удивлению, чаще погибали бывшие заключенные. Пурпуристы завоевывали уважение своей живучестью и приверженностью к своим порядкам, и страсти понемногу улеглись.

Родители Марсии

познакомились в Пурпурной исправительной колонии Тихо, отец — сын каторжников, мать — одна из самых воинственных руководительниц крыла пурпуристов, проповедовавших ненасильственную агрессию. Марсии пришлось бы очень сильно напрягать память, чтобы вспомнить что-либо, кроме продолжавшегося все ее детство, нередко переходящего в скандал спора между отцом и матерью, постоянно обвинявших друг друга во всех смертных грехах. У пурпуристов подобные словопрения почитались искусством, и Марсия, как любой ребенок, не видящий других примеров, считала их нормой.

В строгом соответствии с разработанной Обнаженным Пурпуром философией образования отрочество внесло в жизнь большее разнообразие. Убойные дозы любви, перераставшей в беспричинную злобу; всепоглощающее внимание, внезапно сменявшееся полным безразличием, — Обнаженный Пурпур воспитывал при помощи нервных потрясений, и вынужденная жить в этой атмосфере юная Марсия получила всего сполна.

Однажды она провела целое лето (или, вернее, тогда должно было быть лето, но инженеры-метеорологи решили, что времена года — буржуазное изобретение, и намертво заклинили терморегуляторы на 20 градусах Цельсия) под серым каменным куполом заброшенного исправительного лагеря, сея мертвые семена в бесплодную — она это точно знала — землю.

Марсия не помнила всех подробностей той смеси нигилизма и диалектики, которую должна была постичь на собственном опыте, но главное она затвердила на всю жизнь; главным же было положение о тщетности всех усилий — краеугольный камень мировоззрения Обнаженного Пурпура. Все было направлено на осознание этой тщетности. И тяжелым физическим трудом пурпуристы занимались тоже не ради результатов, а для того чтобы доказать себе, что работать бесполезно, бессмысленно.

Все, что осталось в памяти Марсии от этого лета, — сплошной серый цвет. Серый цвет и вялая, обреченная покорность судьбе. Безрадостный серый купол каменного неба. Холодный серый свет осветительных дирижаблей, висящих над головой, подобно покачивающимся в волнах дохлым медузам. Серая неудобренная лунная почва, при малейшем колебании воздуха вздымавшаяся серой пылью. Серая, удушающая жажда, которая непрестанно мучила учеников, пока они двигались вдоль прямых, как лезвия, грядок, бросая в землю мертвые семена.

И серая, пульсирующая боль в плечах, последствие нескончаемых сельскохозяйственных упражнений в три погибели…

Она выросла, испытав все прелести Обнаженного Пурпура, среди которых были и правда во лжи, и умеренность в крайностях, и ненасильственный бунт… Бесконечные споры с не желавшими перестраиваться заключенными казались еще одной стороной тамошней жизни, превращавшей ее в унылую нелепость. Принудительное гедонистское обжорство и пьянство сменялись полуголодным существованием. Любой художник, которого сегодня прославляли, мог быть уверен, что завтра его начнут поносить. От полиции требовалось при случае нарушать закон, а обычным наказанием за большинство преступлений было отбывание срока в должности полицейского. Почините разбитую машину без разрешения, украдите что-нибудь у соседа, не оставив эквивалента взамен украденному, оденьтесь, как это принято в нормальном мире, и по приговору суда вы станете полицейским.

С возрастом Марсию поджидало новое испытание. Ее мучил непрерывный страх, что вот-вот снова объявят День оргий, и она молилась о продлении Месяца безбрачия.

И все же, несмотря на пережитое, Марсия Макдугал неизвестно

почему прониклась уверенностью, знала, что мир подчиняется разуму.

Во многом именно потому она и полюбила Джеральда и вышла за него замуж. Она не разделяла его религиозных убеждений, но для нее было утешением, что у него вообще есть убеждения.

Но Джеральд исчез вместе с Землей. У Марсии похолодело в груди: это случилось, и от этого никуда не деться. Усилием воли она вновь попыталась отвлечься от мыслей о Джеральде и сосредоточиться на поисках выхода.

— Мы что-то упустили, — твердила себе Марсия. Она что-то упустила. Она упрямо верила, что есть какой-то ключ к разгадке, все дело в нем, и никакие доводы рассудка не могли ее переубедить. Это душа подавала сигнал надежды.

Стоп, Марсия. Сигнал. Вот именно. Сигнал на волне двадцать один сантиметр. Макджилликатти совершенно упустил, что сигнал искусственный — не случайный всплеск, а именно сигнал, послание. Марсия ошарашенно села на кровати.

Пусть Макджилликатти не обратил внимания, но неужели не нашлось кого-нибудь посообразительнее? Наверняка такие нашлись.

Но пытался ли кто-нибудь из них расшифровать это послание? Сможет ли это сделать? Знает ли как? Марсия вспомнила, как училась в аспирантуре Лунного технологического института, где встретила Джеральда. Они познакомились на лекции по ксенобиологии, курс начинался с краткой темы, посвященной теории коммуникации и возможных методов связи с пришельцами. Аспирантам надлежало быстренько покончить с ней, чтобы, не отвлекаясь больше на пустяки, перейти к анализу плесневых грибков.

Теория коммуникации. В ее основе лежит мысль о том, что существует набор первичных понятий, известных цивилизации. Формы связи, основанные на использовании этих понятий, должны быть доступны любой другой цивилизации. Марсия встала, подошла к пульту управления и запросила справочные данные.

Она знала, что перед ней безумно сложная задача. Если этот сигнал действительно чужое послание, то его язык никому не известен.

Впрочем, может случиться и так, что все это сотворила кучка обыкновенных сумасшедших, которых видимо-невидимо развелось за последнее время в Солнечной системе, дорвавшихся до какой-нибудь технической новинки. Например, Восьмитысячники пересчитали знамения, снова сложили их по восемь и обнаружили ошибку в своих вычислениях даты Судного дня. Допустим, этот день настал, и они решили помочь Страшному суду свершиться. Или какая-нибудь банда технарей придумала способ захватить Землю заложницей. Это кажется невероятным, но все случившееся еще менее вероятно. Если всему виной происки людей, то и тогда сигнал на волне двадцать один сантиметр, должно быть, очень замысловато зашифрован. Если же этот сигнал связан с пришельцами, то его шифр, по всей видимости, разгадать будет еще труднее.

Глупо вот так, без подготовки садиться за компьютер в безумной надежде решить сложнейшую задачу. Все равно, что попытаться за один день раскрыть тайну Розеттского камня.

Правда, Марсия обладает несколькими явными преимуществами перед Шампольоном [5] и другими исследователями Розеттского камня. Эти преимущества связаны с компьютерами. В ее распоряжении усовершенствованные по последнему слову техники аналитические программы распознавания образов, возможность подключения к главной компьютерной сети ВИЗОРа. Сигнал на волне двадцать один сантиметр похож на двоичный, как будто состоит из ряда нулей и единиц — такой как раз пригоден для компьютерной обработки.

5

Шампольон Ж.-Ф. — французский филолог, основатель египтологии; в 1822 г. перевел иероглифическую надпись на камне, найденном в Египте близ г. Розетты.